Обзор судебной практики ВС РФ № 3 за 2016 год, часть 1

Здравствуй, Регфорум! Ежеквартальные обзоры практики Верховного Суда – замечательная вещь. Вроде флюгера. Сам движения воздуха как бы не создаёт – не нормативный акт всё-таки, даже не Постановление Пленума – зато направление чётко указывает. И просто юристам, и судьям – чтобы носы у всех были по ветру. Предлагаю заглянуть в свежий обзор, утверждённый Президиумом Верховного Суда РФ 19.10.2016 г.

Вышла вторая часть анализа Обзора практики ВС РФ!

Судебная коллегия по гражданским делам в этот раз ничем особенно ярким не порадовала. Не считать же прорывом констатацию интуитивно понятной (да и в статье 387 ГК РФ закреплённой) истины о переходе к поручителю, полностью погасившему долг перед кредитором, прав кредитора – как в отношении должника, так и в отношении остальных поручителей. Скорее можно удивиться позиции суда апелляционной инстанции, который счёл отношения поручительства в данной ситуации прекратившимися. (Определение № 18-КГ15-164, с. 4 обзора).

Зато Судебная коллегия по экономическим спорам поработала плодотворно. Любопытна структура представленного ею материала. В обзор попало всего одно дело из корпоративных споров (на нём обязательно остановимся - оно того стоит), зато целых шесть банкротных. (При обычном общем «весе» дел о банкротстве в судебной статистике в 1 – 2 % - о чём это говорит?) Лишь одно дело о недействительности сделок (да и то по поводу аукциона на право заключения государственного контракта) – зато пять споров из вещных правоотношений, преимущественно – по поводу приобретения земельных участков (кроме того, земельные вопросы затесались и в число дел других категорий). Со спорами из обязательственных правоотношений – достаточно бедно: два-три интересных хозяйственных дела, остальное – война за тарифы на электричество и коммунальные платежи, да спор по оплате из федерального бюджета экспертизы в рамках дела об административном правонарушении.

Общее ощущение – словно оборот замер, все банкротятся, экономят на коммуналке и стараются вложиться в землю. И даже раздел «Применение законодательства об интеллектуальных правах» - как правило, самый красочный – нынче в защитных тонах: одно дело о технических решениях, использованных в гаубицах «Мста-С», второе – об использовании результатов интеллектуальной деятельности при разработке ракетного комплекса «Калибр». Видно: Россия сосредотачивается.

Переходим к конкретике.

Корпоративные правоотношения

Начнём с обещанного случая из корпоративных правоотношений (с. 34 обзора, Определение № 305-ЭС16-3884). Общество с двумя участниками без ведома одного из них (юридического лица) передало третьему лицу в безвозмездное пользование земельный участок – что и оспаривается как сделка с заинтересованностью, совершённая без надлежащего одобрения. Банально, правда? Но пусть тривиальность фабулы вас не смущает: в действительности, это дело гораздо глубже, чем кажется, и не случайно попало в обзор.

На первый взгляд, речь идёт просто о сроке исковой давности для оспаривания сделки с заинтересованностью, совершённой без одобрения общим собранием. С какого момента начинается течение срока, если исполнение сделки обществом началось в 2011 году, а инициатор иска – один из участников – узнал об этом только в 2014-м? Пикантность в том, что иск был предъявлен в порядке, предусмотренном статьёй 65.2. ГК РФ: «оспаривать, действуя от имени корпорации (пункт 1 статьи 182), совершенные ею сделки». Ключевые слова: «от имени корпорации». То есть иск к обществу заявили от имени этого самого общества, которое совершало и исполняло спорную сделку в 2011 году – что и ввело в заблуждение суд апелляционной инстанции и арбитражный суд округа.

Первая инстанция, что интересно, разрешила спор правильно (удовлетворив иск о признании сделки недействительной) – и Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации оставила в силе её решение. Мотивировка же делает вывод коллегии, на мой взгляд, интереснейшим: дело в том, что суд квалифицирует иск как косвенный.

«Предъявляя требования по настоящему делу, компания как участник корпорации действует не только в интересах корпорации как ее представитель, но и преследует свой опосредованный (косвенный) интерес (а поэтому, по сути, является косвенным истцом). Этот интерес обосновывается наличием у компании как истца материально-правового требования, обусловленного недопущением причинения ему ущерба как субъекту гражданско-правовых отношений».

И теоретический пассаж по поводу интереса юридического лица, достойный пера Рудольфа фон Иеринга или Бориса Борисовича Черепахина:

«Интерес юридического лица, который обеспечивается защитой субъективного права, в данном случае производен от интересов его участников, так как интересы общества не просто неразрывно связаны с интересами участников, они предопределяются ими, и, следовательно, удовлетворение интересов компании обеспечивает удовлетворение интереса ее участников».

У классиков, правда, цепочка могла продолжаться: если участник корпорации – не человек, в компания, тогда ищи, кто стоит за компанией.

«Все теории юридического лица сходятся на признании того положения, что личным субстратом всякого юридического лица — государственного учреждения, хозяйственной организации и предприятия, кооперативной и иной общественной организации - являются живые люди. Равным образом ни у кого не вызывает сомнения, что без людей, без людского субстрата не может быть юридического лица и его деятельности».

(Б.Б. Черепахин. Волеобразование и волеизъявление юридического лица //
Правоведение. 1958. N 2. С. 43-50)

Интересно было бы эту мысль развить. Представляете, какие цепочки (или матрёшки, если хотите) могли бы получиться, если бы закон не ограничивал право на косвенный иск самым первым звеном – участниками корпорации? Участник участника участника, если разобраться – тоже ведь лицо заинтересованное. Собственно, он – как физическое лицо, которое на самом деле стоит за всей цепочкой юридических (конечный бенефициар в современной терминологии или дестинатор по Иерингу) – и есть настоящее заинтересованное лицо, реально существующее во плоти. А права на косвенный иск у него сейчас нет.

Но отложим теорию. Есть ещё один вывод из этого дела, сугубо практический: не ленитесь оформить годовое собрание! Всё могло кончиться по-другому, докажи общество (нет, всё-таки прелесть что за дело – участник от имени общества - против общества!), что оно проводило общее собрание участников по итогам 2011 года, когда состоялась сделка. По мысли суда, участник должен был узнать о совершении сделки с нарушением порядка одобрения крупной сделки или сделки с заинтересованностью не позднее даты проведения годового общего собрания по итогам года, в котором была совершена оспариваемая сделка, если из предоставлявшихся участникам при проведении этого собрания материалов можно было сделать вывод о совершении такой сделки (например, если из бухгалтерского баланса следовало, что изменился состав основных активов по сравнению с предыдущим годом). Было бы собрание – срок начал бы течь. А раз не было (или было, но нет доказательств) – тогда извините:

«Поскольку общество не представило доказательств проведения общего собрания участников по итогам 2011 года, суд первой инстанции обоснованно исчислил срок исковой давности с момента, когда компания узнала о совершении оспариваемой сделки в рамках другого дела об оспаривании бездействия генерального директора и об обязании общества предоставить документы».

Банкротство

Кто представитель

1. Блок банкротных дел фактически продолжает ту же тему – кто в действительности стоит за юридическим лицом (с. 37 обзора, Определение № 304-ЭС15-20105). В классической тупиковой ситуации (корпоративный конфликт в ООО с долями участия 50/50) суд констатирует возможность участника общества самостоятельно действовать в деле о банкротстве. Не во всех случаях, разумеется:

«По смыслу положений законодательства о банкротстве целью ограничения непосредственного участия участников должника в деле о его несостоятельности и возможности осуществления ими каких-либо действий лишь через представителя является предотвращение несогласованного участия большого количества участников должника, обладающих относительно небольшими долями».

Но в рассматриваемом случае, по понятным причинам, общего представителя просто невозможно назначить. Соответственно, каждый участник может защищать свои интересы.

О конкурсных управляющих

2. Дело о конкурсном управляющем, передавшем недобросовестному третьему лицу электронный носитель со своей цифровой подписью (Определение № 303-ЭС16-1164), особого интереса не представляет: ясно, что за последствия, вызванные его действиями, должна наступать ответственность.

3. А вот следующая ситуация, из Определения № 307-ЭС14-8417 (с. 40 обзора), привлекает внимание. Арбитражный управляющий в этом деле – не то последний герой, грудью закрывший крупное предприятие от разорения, а его работников – от увольнения, не то хитрый комбинатор, уводивший последний кусок из-под носа налоговых органов: суд так и не разобрался. Лично мои симпатии, честно говоря, на стороне управляющего: будучи поставленным управлять банкротящимся комбинатом, человек сделал всё, чтобы тот продолжал работать и выпускать продукцию. Продержались несколько лет (с 2009 по 2014) – и кто знает, может быть, выкарабкались бы? Вот только налоговый орган решил, что расходы на поддержание текущей деятельности (сырьё, материалы, изготовление и реализация продукции) не должны бы идти приоритетно перед уплатой обязательных платежей – и обжаловал отнесение таких расходов к эксплуатационным. И суд первой инстанции, и апелляция, и кассация единодушно поддержали арбитражного управляющего! Даже судебная коллегия, отменившая акты нижестоящих судов, делает в его сторону реверанс:

«Оценивая действия арбитражного управляющего и соглашаясь с его доводами о том, что продолжение производственного процесса направлено на сохранение действующего предприятия как имущественного комплекса…»

Но тут же бьёт в солнечное сплетение:

«Такой подход, по сути, легализует схему уклонения от уплаты налогов и создает для комбината необоснованные преимущества перед другими участниками рынка, предоставляя возможность на протяжении длительного времени вести производственную деятельность в процедуре конкурсного производства, не уплачивая обязательные платежи».

Дело ушло на новое рассмотрение. Посмотрим, чем кончится.

Когда банк — конкурсный кредитор

4. Определение № 308-ЭС15-6280 (3), с. 43 обзора – из серии «маленькие хитрости рачительной хозяйки». Банк – конкурсный кредитор банкротящегося общества – был включён со своими требованиями в третью очередь реестра требований кредиторов как имеющий залоговые права. А потом обнаружил, что не имеет права голоса на собрании кредиторов в силу статьи 12 закона "О несостоятельности (банкротстве)". Хозяйке на заметку: залоговый кредитор может получить право голоса на общем собрании, если… перестанет быть таковым. «Закон о банкротстве, следуя основным началам гражданского законодательства, не запрещает залоговому кредитору отказаться полностью или частично от своих залоговых прав, по существу снизив тем самым по своей воле гарантии удовлетворения своих требований не в ущерб другим кредиторам». Что банком и было проделано. Другие кредиторы, конечно же, запищали, что голосующий на собрании банк полностью изменит расклад сил – и это им будет «в ущерб», но суд тут же парировал:

«Участие кредитора в голосовании на собрании кредиторов по вопросам, отнесенным к его компетенции, безусловно, затрагивает интересы прочих кредиторов, уменьшая относительную долю их голосов. Однако стремление банка, отказавшегося от части залоговых прав, воспользоваться правом голосования не может оцениваться как противоправное, так как участие в принятии решений, отнесенных к компетенции собрания кредиторов, является неотъемлемым правом незалогового кредитора».

Самое интересное: судя по актам нижестоящих судов, договор залога, похоже, остался в силе – банк отказался лишь от своего статуса залогового кредитора в процессе банкротства: «Суды также указали, что отказ банка от части прав должен сопровождаться отказом от определенного объекта залога или его части, чего не произошло». Вот такой парадокс! Правда, обратный путь в залоговые кредиторы банку закрыли: «Впоследствии возврат статуса залогового кредитора в той части, от которой банк отказался, невозможен» — но если в итоге банкротящееся общество выживет, его имущество останется заложенным.

Банковская гарантия 

5. Следующее дело (Определение № 307-ЭС15-18994, с. 46 обзора) требует для понимания определённого напряжения серого вещества. (Тем больше причин его непременно разобрать).

Есть два банка – гарант и бенефициар по гарантии, обеспечивающей исполнение договора бенефициара с третьим лицом. Третье лицо нарушает условия договора – бенефициар предъявляет гаранту требование об уплате суммы. До этого места всё просто классически. А вот дальше… В банке-гаранте вводится временная администрация! И она – внимание – отказывается от исполнения по гарантии, ссылаясь на п. 1 и п. 2 ст. 102 закона "О несостоятельности (банкротстве)":

1. Внешний управляющий в течение трех месяцев с даты введения внешнего управления вправе отказаться от исполнения договоров и иных сделок должника
2. Отказ от исполнения договоров и иных сделок должника может быть заявлен только в отношении сделок, не исполненных сторонами полностью или частично, если такие сделки препятствуют восстановлению платежеспособности должника или если исполнение должником таких сделок повлечет за собой убытки для должника по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах.

После этого бенефициар, ясное дело, идёт в суд требовать денег. Что, тоже не неожиданность? Потерпите! Кстати, навскидку: на месте суда, вы бы какое решение вынесли? Лично я, если без подготовки, вспомнил бы про сущность и назначение гарантии, её многократно подчёркнутую неакцессорность, и, исходя из этого, постарался бы подобрать обоснование, чтобы иск удовлетворить. (Потому что это правильно по сути!) А вот три суда – до арбитражного суда округа включительно – истцу последовательно отказали. Лишь на стадии рассмотрения Судебной коллегией по экономическим спорам дело остановилось, чтобы вернуться на новое рассмотрение.

Знаете, с какой мотивировкой? Никогда в жизни бы не додумался. Оказывается – внимание – банковская гарантия «сама по себе в отношениях между гарантом и бенефициаром является односторонней и безвозмездной сделкой»! Ни много ни мало.

Первый шок проходит – начинаем думать. А ведь верно: договора между ними нет, бенефициар гаранту ничего за гарантию не платит… Батюшки – правда! Односторонняя и… безвозмездная. Гарант (эдакий филантроп!) обязался выплатить бенефициару немаленькую денежную сумму… просто так, без всякого встречного предоставления. Нет, мы понимаем, конечно, что банку-гаранту за всё уплачено принципалом – но суд совершенно намеренно отношения с принципалом отбрасывает. Спорят двое – а значит, значение имеют лишь их отношения друг с другом. (Что спорно, кстати, поскольку решением заведомо затрагиваются законные интересы третьего лица – принципала.)

Ладно, раз это безвозмездная сделка – продолжает суд, - значит, она убыточна для гаранта по умолчанию, по существу - заранее, запрограммированно убыточная при самом её совершении, и была бы такой даже при самом благоприятном развитии ситуации, даже если никакого банкротства бы не было. А следовательно, нельзя говорить, что исполнение должником такой сделки повлечет за собой убытки для должника по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах. Справедливо? Вполне.

Остаётся последний, самый скользкий момент: возможность отказа от сделки, которая препятствует восстановлению платежеспособности должника. Как суд решит эту задачу?

Не очень просто, но очень правильно. Будь сделка возмездной, при отказе от неё следовало бы вернуть полученное встречное предоставление – баланс интересов был бы соблюдён. Но раз сделка была безвозмездной, отказ от неё представляет собой односторонний отказ от исполнения требования кредитора!

«Безвозмездные … предпринимательские сделки не могут попадать в сферу применения положений п. 1 и 2 ст. 102 Закона о банкротстве…, отказ от безвозмездной предпринимательской сделки является фактически отказом от исполнения требования кредитора (ст. 71 и 100 Закона о банкротстве), что … противоречит целям института несостоятельности», - говорит суд. Бенефициар, в конце концов – один из конкурсных кредиторов. А «возможность внешнего управляющего отказаться от сделок, не исполненных сторонами полностью или частично, не свидетельствует о наличии у него права отказаться от исполнения требований, включенных (или подлежащих включению) в реестр требований кредиторов».

Такая вот логика. Может быть, не совсем безупречная с точки зрения Аристотеля – но совершенно верная по существу. Истинная логика – хозяйственная – вот здесь:

«Отказ от такой банковской гарантии приводит к тому, что бенефициар лишается возможности получить удовлетворение своих требований путем включения их в реестр требований кредиторов гаранта при отсутствии иных механизмов восстановления нарушенных прав. Поэтому применение к банковской гарантии, равно как и к любой иной обеспечительной сделке, положений п. 2 ст. 102 Закона о банкротстве является ошибочным».

Несостоятельность застройщика 

6. Последнее дело из «банкротного» блока — Определение № 304-ЭС16-4218 (с. 48 обзора) — посвящено несостоятельности застройщика. Можно ли применять положения закона «О несостоятельности (банкротстве)» о банкротстве застройщика (§ 7 «Банкротство застройщиков» гл. IX) к истинному застройщику в распространённой (увы) схеме, в которой строит одна организация, а деньги с дольщиков собирает другая, прикрывающая, если настоящий застройщик отношений с дольщиками вообще не имел? Ответ однозначен – да, разумеется. Все эти наивные хитрости с цепочкой договоров между разными организациями были актуальны лет пять–шесть назад, но нынешняя версия закона «О несостоятельности (банкротстве)» (п. 5 ст. 201.1) расправляется с ними легко и безжалостно:

«5. При рассмотрении обоснованности требований участников строительства арбитражным судом устанавливается наличие требований о передаче жилых помещений или денежных требований, в том числе путем признания сделок, заключенных участниками строительства с застройщиком и (или) с действовавшими в его интересах третьими лицами, притворными.

В случае участия в таких сделках третьих лиц они привлекаются к участию в арбитражном процессе по делу о банкротстве застройщика при рассмотрении вопросов, указанных в абзаце первом настоящего пункта.»

бесплатный доступ

Запись семинара
«Банкротство физических лиц.
Решаем проблемы должника и кредитора»

Смотреть

Брал деньги в чужих интересах? В чьих? Истинного застройщика? Отлично, сюда его:

«Договоры по приобретению паев и последующее перечисление денежных средств должнику по договору инвестирования фактически прикрывали договоры долевого участия в строительстве, заключаемые при помощи кооператива (агента), продававшего квартиры от имени и в интересах должника, то есть действовавшего по модели поручения (абзац третий п. 1 ст. 1005 ГК РФ)».

Раз сделка притворная – отбрасываем всю её маскировку и смотрим, что осталось. Истинный должник найден – с него и спрос. И хотя суды нижестоящих инстанций ещё удалось ввести в заблуждение – но Судебная коллегия оказалась на голову выше.

На этом пока прервёмся – но не потому, что в обзоре интересные случаи кончились. Просто рамки статьи не позволяют осветить сразу всё – так что ждите часть вторую.