Как я стал рейдером
ForbesRussia.ru уже писал о трудовых буднях инвестбанкиров, аудиторов и консультантов. Рассказать о следующей профессии – аналитик сделок слияния и поглощения – мы решили устами одного из героев, чей рассказ оказался наиболее характерным. Прямая речь публикуется практически без изменений.
Объявление, по которому я устроился на работу, ничем не отличалось от остальных. Требовался «аналитик по информации» в организацию, название которой ничего мне не говорило. Я успел потрудиться на нескольких избирательных кампаниях политтехнологом и имел опыт анализа сводок с электорального фронта; образование — Финансовая академия. Во время собеседования мне объяснили, что требуется анализировать финансовое состояние компаниий, но для каких целей — не сказали.
Предложение показалось наиболее приемлемым из тех, что я рассматривал. Зарплата хоть и не самая высокая, но «конкурентная». Несколько смутила длинная анкета, которую попросили заполнить в службе безопасности. Среди прочего, интересовались моим вероисповеданием и количеством приводов в милицию.
Уже потом я узнал, что работаю в компании, занимающейся сделкам по слиянию и поглощению других компаний. Более-менее четкое понимание рейдерского ремесла пришло где-то через полгода.
В мои обязанности входило составление отчета о финансовом деятельности предприятия из списка, который спускали сверху. Пользуясь базами данных (СПАРК-Интерфакс и другие), я анализировал финансовые показатели предприятия за несколько лет. Потом готовил справку: ухудшаются ли показатели ликвидности, какие риски растут, что с задолженностью, активами. Как правило, это были предприятия за границами Московской области.
Спустя несколько месяцев работы мне начали поручать более «ответственные» задания — узнать, менялись ли собственники фирмы и менеджмент, кто из крупных чиновников посещал предприятие, с кем могут быть у руководства связи, какой задействован административный ресурс на федеральном и региональном уровне. Рейдерам нужно оценить издержки вторжения на предприятие и по зубам ли им оно.
Почему я не ушел сразу, как только понял, на кого работаю? Моя карьера до этого складывалась не очень удачно, я сменил несколько работ, брался за временные проекты, много мотался по стране и очень сильно от этого устал. Психологически было очень тяжело снова менять место службы. Внутренний конфликт, конечно был, но подоспел отпуск — в первый раз в жизни съездил на курорт и как-то вроде втянулся.
Для меня было очень важно то, что я писал объективные аналитические отчеты, без навязанного кем-то субъективизма. Хотя со временем я понял, что я часть машины, которой досталась стадия первичного анализа информации по целевому объекту. Дальше работают уже юристы, которые вообще играют самую главную роль.
Эти юристы, а также менеджеры уровня начальника отдела, руководителя проекта получали $20 000 долларов и больше. Конечно, все «в серую».
Я бы разделил рейдерские компании по разным видам законодательства, с помощью которых они делают свое дело. Компания, где работал я, функционировала в области Закона о несостоятельности (банкротстве). Если описывать кратко, практически у любого предприятия, если только оно не стабильно прибыльное, существуют задолженности. Согласно законодательству, достаточно пробыть в должниках нескольких месяцев (зависит от величины компании и еще от нескольких параметров) и уже можно запускать принудительную процедуру банкротства.
Когда предприятие находится в критическом состоянии, оно должно не только кредиторам или работникам, но и государству, так как недоплачивает налоги. С 2004 года этим вопросом занимается Федеральная налоговая служба. По большей части это чиновники, перешедшие из Федеральной службы по финансовому оздоровлению — службы, занимавшейся банкротствами до этого, которые давно поняли, какие для них открываются возможности.
ФНС представляет легальную базу для того, чтобы проводить процедуру банкротства. Она инициирует иск, назначает «своего» арбитражного управляющего. Технически это выглядит так: кандидатура арбитражного управляющего подается от СРО (так называемой «саморегулируемой организации»). Суд выбирает из трех организаций. Все СРО прикормлены, все друг друга знают. Таким образом, рейдеры, которых все боятся – это не только компания, занятая M&A, а коалиция чиновников из разных ведомств, СРО, арбитражных управляющих и их команд, карманных оценщиков (последние нужны, чтобы назначать определенную цену на имущество, которое распродают).
Далее. Основные этапы процедуры банкротства — наблюдение, внешнее управление, полная остановка производства и распродажа конкурсной массы. Самое интересное начинается, когда вводится внешнее управление. Арбитражный управляющий реально получает рычаги и полномочия осуществлять сделки. Например, есть такая замечательная процедура, предусмотренная законодательством, — замещение активов. Если предприятие нормально функционирует, управляющий выводит на новое юрлицо центр прибыли (например, единственный модернизированный цех завода) и качает из него деньги. Все долги и проблемы остаются на старом юрлице.
Многие банкротства доходят до стадии распродажи имущества. Я знаю случаи, когда доводили до распродажи вполне нормальные предприятия регионального уровня.
Но справедливости ради надо сказать, что в половине случаев предприятия, которые мы «рейдили», дышали на ладан. Так что когда приходили рейдеры, все распродавали и отдавали производственную площадку, например, иностранцам — в конечном итоге получалась удачная комбинация. Иностранцы на месте грязного, неэкологичного производства открывали свои цеха, набирали тех же работяг обратно. Просто, наверное, этот процесс мог бы идти более цивилизованно.
Почему предприятия запускают дела до процедуры банкротства? Во-первых, многие неграмотные. Пока гром не грянет, они не крестятся. Во-вторых, значительная часть предприятий (промышленность, нефтехимические предприятия, обрабатывающие) в большой степени разворованы. Директора ведут хищническую политику — вместо того, чтоб развивать предприятия, распродают земли и хозяйства. В документах пишут одну цену, а на деле продают по другой, разницу кладут себе в карман. Это играет на руку рейдерам, которым есть в чем обвинить руководство.
После года работы в M&A меня заинтересовал вопрос, что мотивирует человека работать в такого рода бизнесе (если это можно так назвать). Для людей наемного труда — это драйв, им прикольно реализовать проект. Если разборки переходят в публичную плоскость, они получают кайф от того, что это война и в ней можно победить. Это на низшем и среднем уровне, а мотиватором для высокопоставленных менеджеров служат только деньги.
Человеку, который работал в среде рейдеров, трудно найти работу в другой области. Репутация его подмочена. Когда я пришел на последнюю работу (реальный сектор, промышленность), меня прямо спросили: та деятельность, которой вы занимались — вы считаете, это этично? Я сказал: да, не совсем этично и это одна из причин, почему я ушел. В принципе, после честного ответа возникло взаимопонимание.
Мне повезло. Я познакомился с неравнодушными людьми, которые думают как предприятию улучшить управление затратами, как сделать работу эффективнее, как выйти на новые рынки. Я занимаюсь анализом рынка и считаю, что это реальное дело.
Большинство тех, кто пытается уйти из рейдерства, уже отравлены — они по сути занимаются прежней работой. Собирают информацию по компаниям — о должниках. Например, для банков или бизнесменов, которые ищут какой актив съесть.
Зачастую они не понимают, что такое «создание стоимости» как понимают это экономисты. Им даже в голову не приходит, что их деятельность является перераспределением стоимости, а не ее созданием.
Конечно, моя деятельность вовсе не была тупой. У топ-менеджеров компании, где я работал, была мода на эстетику в духе «Крестного отца». Им очень интересно разобраться — как поднялись олигархи в 90-е, кто от кого зависит во властных структурах. Нужен недюжинный интеллект, чтоб все это понять, и тем более, чтоб все организовать.
Но, повторюсь, это ум, который ничего не созидает, а занимается перераспределением. Им говоришь: давайте разгребем проблемы, ведь можно поднять капитализацию предприятия. А они спрашивают: зачем этим заниматься, если кто-то придет и отнимет? Лучше тратить силы на защиту, чтобы завоеванную собственность не отняли. Они думают, что страна этим и живет
Forbes
ForbesRussia.ru уже писал о трудовых буднях инвестбанкиров, аудиторов и консультантов. Рассказать о следующей профессии – аналитик сделок слияния и поглощения – мы решили устами одного из героев, чей рассказ оказался наиболее характерным. Прямая речь публикуется практически без изменений.
Объявление, по которому я устроился на работу, ничем не отличалось от остальных. Требовался «аналитик по информации» в организацию, название которой ничего мне не говорило. Я успел потрудиться на нескольких избирательных кампаниях политтехнологом и имел опыт анализа сводок с электорального фронта; образование — Финансовая академия. Во время собеседования мне объяснили, что требуется анализировать финансовое состояние компаниий, но для каких целей — не сказали.
Предложение показалось наиболее приемлемым из тех, что я рассматривал. Зарплата хоть и не самая высокая, но «конкурентная». Несколько смутила длинная анкета, которую попросили заполнить в службе безопасности. Среди прочего, интересовались моим вероисповеданием и количеством приводов в милицию.
Уже потом я узнал, что работаю в компании, занимающейся сделкам по слиянию и поглощению других компаний. Более-менее четкое понимание рейдерского ремесла пришло где-то через полгода.
В мои обязанности входило составление отчета о финансовом деятельности предприятия из списка, который спускали сверху. Пользуясь базами данных (СПАРК-Интерфакс и другие), я анализировал финансовые показатели предприятия за несколько лет. Потом готовил справку: ухудшаются ли показатели ликвидности, какие риски растут, что с задолженностью, активами. Как правило, это были предприятия за границами Московской области.
Спустя несколько месяцев работы мне начали поручать более «ответственные» задания — узнать, менялись ли собственники фирмы и менеджмент, кто из крупных чиновников посещал предприятие, с кем могут быть у руководства связи, какой задействован административный ресурс на федеральном и региональном уровне. Рейдерам нужно оценить издержки вторжения на предприятие и по зубам ли им оно.
Почему я не ушел сразу, как только понял, на кого работаю? Моя карьера до этого складывалась не очень удачно, я сменил несколько работ, брался за временные проекты, много мотался по стране и очень сильно от этого устал. Психологически было очень тяжело снова менять место службы. Внутренний конфликт, конечно был, но подоспел отпуск — в первый раз в жизни съездил на курорт и как-то вроде втянулся.
Для меня было очень важно то, что я писал объективные аналитические отчеты, без навязанного кем-то субъективизма. Хотя со временем я понял, что я часть машины, которой досталась стадия первичного анализа информации по целевому объекту. Дальше работают уже юристы, которые вообще играют самую главную роль.
Эти юристы, а также менеджеры уровня начальника отдела, руководителя проекта получали $20 000 долларов и больше. Конечно, все «в серую».
Я бы разделил рейдерские компании по разным видам законодательства, с помощью которых они делают свое дело. Компания, где работал я, функционировала в области Закона о несостоятельности (банкротстве). Если описывать кратко, практически у любого предприятия, если только оно не стабильно прибыльное, существуют задолженности. Согласно законодательству, достаточно пробыть в должниках нескольких месяцев (зависит от величины компании и еще от нескольких параметров) и уже можно запускать принудительную процедуру банкротства.
Когда предприятие находится в критическом состоянии, оно должно не только кредиторам или работникам, но и государству, так как недоплачивает налоги. С 2004 года этим вопросом занимается Федеральная налоговая служба. По большей части это чиновники, перешедшие из Федеральной службы по финансовому оздоровлению — службы, занимавшейся банкротствами до этого, которые давно поняли, какие для них открываются возможности.
ФНС представляет легальную базу для того, чтобы проводить процедуру банкротства. Она инициирует иск, назначает «своего» арбитражного управляющего. Технически это выглядит так: кандидатура арбитражного управляющего подается от СРО (так называемой «саморегулируемой организации»). Суд выбирает из трех организаций. Все СРО прикормлены, все друг друга знают. Таким образом, рейдеры, которых все боятся – это не только компания, занятая M&A, а коалиция чиновников из разных ведомств, СРО, арбитражных управляющих и их команд, карманных оценщиков (последние нужны, чтобы назначать определенную цену на имущество, которое распродают).
Далее. Основные этапы процедуры банкротства — наблюдение, внешнее управление, полная остановка производства и распродажа конкурсной массы. Самое интересное начинается, когда вводится внешнее управление. Арбитражный управляющий реально получает рычаги и полномочия осуществлять сделки. Например, есть такая замечательная процедура, предусмотренная законодательством, — замещение активов. Если предприятие нормально функционирует, управляющий выводит на новое юрлицо центр прибыли (например, единственный модернизированный цех завода) и качает из него деньги. Все долги и проблемы остаются на старом юрлице.
Многие банкротства доходят до стадии распродажи имущества. Я знаю случаи, когда доводили до распродажи вполне нормальные предприятия регионального уровня.
Но справедливости ради надо сказать, что в половине случаев предприятия, которые мы «рейдили», дышали на ладан. Так что когда приходили рейдеры, все распродавали и отдавали производственную площадку, например, иностранцам — в конечном итоге получалась удачная комбинация. Иностранцы на месте грязного, неэкологичного производства открывали свои цеха, набирали тех же работяг обратно. Просто, наверное, этот процесс мог бы идти более цивилизованно.
Почему предприятия запускают дела до процедуры банкротства? Во-первых, многие неграмотные. Пока гром не грянет, они не крестятся. Во-вторых, значительная часть предприятий (промышленность, нефтехимические предприятия, обрабатывающие) в большой степени разворованы. Директора ведут хищническую политику — вместо того, чтоб развивать предприятия, распродают земли и хозяйства. В документах пишут одну цену, а на деле продают по другой, разницу кладут себе в карман. Это играет на руку рейдерам, которым есть в чем обвинить руководство.
После года работы в M&A меня заинтересовал вопрос, что мотивирует человека работать в такого рода бизнесе (если это можно так назвать). Для людей наемного труда — это драйв, им прикольно реализовать проект. Если разборки переходят в публичную плоскость, они получают кайф от того, что это война и в ней можно победить. Это на низшем и среднем уровне, а мотиватором для высокопоставленных менеджеров служат только деньги.
Человеку, который работал в среде рейдеров, трудно найти работу в другой области. Репутация его подмочена. Когда я пришел на последнюю работу (реальный сектор, промышленность), меня прямо спросили: та деятельность, которой вы занимались — вы считаете, это этично? Я сказал: да, не совсем этично и это одна из причин, почему я ушел. В принципе, после честного ответа возникло взаимопонимание.
Мне повезло. Я познакомился с неравнодушными людьми, которые думают как предприятию улучшить управление затратами, как сделать работу эффективнее, как выйти на новые рынки. Я занимаюсь анализом рынка и считаю, что это реальное дело.
Большинство тех, кто пытается уйти из рейдерства, уже отравлены — они по сути занимаются прежней работой. Собирают информацию по компаниям — о должниках. Например, для банков или бизнесменов, которые ищут какой актив съесть.
Зачастую они не понимают, что такое «создание стоимости» как понимают это экономисты. Им даже в голову не приходит, что их деятельность является перераспределением стоимости, а не ее созданием.
Конечно, моя деятельность вовсе не была тупой. У топ-менеджеров компании, где я работал, была мода на эстетику в духе «Крестного отца». Им очень интересно разобраться — как поднялись олигархи в 90-е, кто от кого зависит во властных структурах. Нужен недюжинный интеллект, чтоб все это понять, и тем более, чтоб все организовать.
Но, повторюсь, это ум, который ничего не созидает, а занимается перераспределением. Им говоришь: давайте разгребем проблемы, ведь можно поднять капитализацию предприятия. А они спрашивают: зачем этим заниматься, если кто-то придет и отнимет? Лучше тратить силы на защиту, чтобы завоеванную собственность не отняли. Они думают, что страна этим и живет
Forbes
