Налоговые споры постепенно мигрируют из судебного русла в досудебное. Согласно официальной статистике, за последние три года судебная система по жалобам налогоплательщиков была разгружена в два раза. Начальник управления досудебного аудита ФНС ДАНИИЛ ЕГОРОВ рассказал корреспонденту РБК daily АНАСТАСИИ ЛИТВИНОВОЙ об особенностях рассмотрения налоговых жалоб, опроверг наличие «налоговых планов» доначислений и объяснил, как бизнесу не попасть под прицел налоговиков.
— Даниил Вячеславович, сейчас в юридических и бизнес-кругах очень остро стоит проблема налоговых доначислений. Бизнес жалуется, что налоговики, приходя на проверку в компанию, уже имеют «производственный план» по доначислениям. Если налогоплательщик отказывается «добровольно сдаться», ревизор пугает тем, что нарушения все равно найдет, причем на гораздо большую сумму. Если ли в действительности такие «планы»?
— Я про это тоже слышал. Я сам в свое время работал проверяющим. Что касается плана, то сказать, что это не так — ничего не сказать. Если мы говорим о малом бизнесе, то мы должны его проверять только тогда, когда предполагаем явное и сущест♫венное нарушение налогового законодательства. Так что доля малого бизнеса в наших проверках — всего около 0,4% от общего количества налогоплательщиков. К тому же перед каждой проверкой мы проводим общую оценку налоговых рисков. Затем анализируем, реальные это риски или просто недочеты методологии. Так что это не вопрос «планов» — это вопрос анализа и оценки. Нам не нужны копеечные доначисления на пустом месте. Это лишь неэффективное использование наших ресурсов и отвлечение налогоплательщика от основной работы.
С моей точки зрения, если инспектор приходит и говорит: «Мой план — столько-то, или я буду вас проверять», то это означает лишь неуважение инспектора к себе. Но и те налогоплательщики, которые потворствуют этому, не уважают себя. К тому же, судя по количеству налоговых споров, сейчас бизнес совсем не выглядит забитым. Он привык, что может отстаивать свои права, и об этом свидетельствует как наша статистика, так и статистика судов.
Кстати, можно сколько угодно говорить, что мы «кошмарим» бизнес, делаем огромные доначисления и прочее, но посудите сами: если в определенных сегментах рынка работают компании, которые пользуются незаконной системой ухода от налогов, то с ними просто невозможно конкурировать. Наша задача — не допускать этого, влиять в рамках данных нам полномочий на инвестиционный климат, создавая наиболее комфортные условия для деятельности и для уплаты налогов добросовестным налогоплательщикам и пресекая деятельность по уклонению от налогообложения.
— Почему ФНС в подавляющем числе случаев проигрывает судебные процессы по вопросам доначислений? Изменилась ли статистика по проигранным спорам за по♫следний год?
— Блок досудебного рассмотрения жалоб, который я курирую, был создан специально для того, чтобы разгрузить судебную систему и учиться на собственных ошибках. Например, с 2007 года в два раза была разгружена система судов по жалобам плательщиков. В 2007 году было 60 тыс. исков по заявлениям налогоплательщиков, а сейчас — 31 тыс. Это досудебная работа. Что касается вопроса отстаивания позиции налоговых органов в суде, то мы видим, что статистические данные в хронологии меняются и наша позиция все чаще находит поддержку у судей. В свою очередь налоговые органы прикладывают максимум усилий для улучшения качества выносимых решений.
— Перед тем как пойти с проверкой в организацию, вы делаете анализ налоговых рисков. Какой должна быть компания, чтобы попасть под ваш прицел?
— Один из основных критериев — постоянные убытки. Мы не понимаем цель создания организации, которая из года в год грязнет в убытках, анализируем источники их покрытия. Естественно, мы откорректировали нашу работу на кризис: 2008 год очень сильно ударил по экономике и подходить к этому критерию без глубинного анализа некорректно. Учитываются также низкая налоговая нагрузка, НДС, постоянно предъявляемый к возмещению. Еще один маячок — разница в показателях: когда компания публикует данные о своей прибыльности, а по налоговому учету мы видим обратную ситуацию. Внимание уделяется и движению по счетам с особым прицелом на фирмы-однодневки и их взаимосвязи. Все эти показатели размещены на сайте ФНС, и любой налогоплательщик всегда может сам себя проверить и оценить свои налоговые риски. Хочу сказать, что если малый бизнес отвечает нормальным критериям — небольшие обороты, стабильная прибыль и прочее, — мы десять раз себя переспросим, зачем мы туда идем. Чтобы доначислить три копейки? Кому это нужно?
— Как вы поступаете, если в итоге компания оказалась чиста?
— Ничего не доначисляем. Это значит лишь то, что предпроверочный анализ был проведен некачественно. В таком случае инспекция должна сделать выводы и откорректировать аналитическую работу.
— Упростились или усложнились «серые» схемы возмещения НДС в последнее время?
— Экстерьер схем может быть разный. Суть — одна. Не могу сказать, что они в последнее время сильно поменялись. При нормальной системе перехода налога от «продающего» к «покупающему» с ростом добавленной стоимости налог на каждом звене должен уплачиваться. На практике этого часто не происходит. Мы это выявляем, когда проводим контрольные мероприятия.
— Насколько мнения службы досудебного аудита весомы при вынесении решений по проверке налогоплательщиков?
— Досудебный аудит как отдельное подразделение налоговых инспекций дает больше шансов каждому руководителю инспекции принять правильное решение. Это дает возможность сопоставлять данные, оценить правовые позиции налогоплательщика и проверяющих. Ведь если он будет общаться только с последними, то сложно сделать адекватные выводы и вынести правомерное решение. В конце концов, у нас премии распределяются в том числе в зависимости от того, как мы донесли свое решение до суда и что из этого получилось. Это тоже стимул.
— Стимул стимулом, но все же получается, что по сути контролеры и аудиторы — практически два отдельных лагеря. Так ли это?
— Говорить о том, что это лагерь, неправильно. Все равно результаты работы оцениваются по совокупности. Но можно говорить о конкуренции между нами, причем весьма высокой. Мы спорим с контрольщиками столько, сколько никто не спорит. И я искренне этому рад. Хуже было бы, если бы мы шли стройным строем. Все-таки истина рождается в споре.
— Как вы смотрите на проблему вызова налогоплательщика при рассмотрении апелляционных жалоб в вышестоящий налоговый орган? Не думаете ли вы, что обязательное участие и присутствие заявителя при рассмотрении его жалобы наполнило бы апелляционный порядок реальным правовым содержанием?
— Законом такая обязанность не установлена, что подтверждается и ВАС. Но я не считаю, что нам абсолютно не надо общаться с налогоплательщиками, особенно в случаях, когда позиции выражены нечетко и остаются вопросы, которые нужно прояснить. Мы должны стремиться к тому, чтобы при рассмотрении жалобы рассматривались вопросы права, а обычные ошибки в цифрах, которые допустил инспектор, снимались на этапе рассмотрения возражений налогоплательщика на акт проверки. Однако говорить о том, что присутствие заявителя при рассмотрении его жалобы обязательно, было бы неправильным. Для вынесения правового решения нам зача♫стую не нужны стороны, ведь мы не должны подменять собою суд, так как досудебное рассмотрение споров все же административная процедура.
— А как вы оцениваете эффективность апелляционной процедуры? Стоит ли в нее вносить определенные правки или порядок апелляционного обжалования в своем нынешнем виде себя оправдывает полностью?
— Институт обязательного апелляционного обжалования существует всего два года. Здесь еще есть огромное поле для нормотворческой работы. Досудебное обжалование уложено в пяти статьях НК, тогда как, к примеру, процедуры при рассмотрении судебных исков регулируются целым АПК. То есть работы непочатый край — это регламентация как прав и обязанностей сторон, так и полномочий инстанции, рассматривающей апелляционную жалобу.
— Влияет ли важность или прецедентность дела на вынесение решения по той или иной жалобе?
— Сказать, что это все не влияет, было бы неправдой. Мы оцениваем прецедент. В том плане, что, когда аудитор работает с жалобой, он должен отфильтровать позицию инспекции, позицию налогоплательщика, Минфина, судов, ФНС, проанализировать публикации специалистов. После того как он собрал весь этот материал, он начинает оценивать, а есть ли у решения налогового органа судебная перспектива. И тут уже и прецедент, и сумма, и важность дела работают во взаимосвязи. С другой стороны, если аудитор понимает, что решение нижестоящего налогового органа незаконно, то никакая огромная сумма налогов, доначисленная по решению налогового органа, не должна влиять на принятие решения по жалобе налогоплательщика.
— Часто ли налоговая при рассмотрении апелляционных жалоб на свои решения применяет понятия «добросовестный» и «недобросовестный налогоплательщик»? Влияет ли такая классификация на вынесение решений?
— Такая формулировка не совсем в нашем случае корректна. При рассмотрении жалоб мы отталкиваемся от базовых принципов необоснованной налоговой выгоды, отраженных в постановлении пленума ВАС РФ от 12.10.06 №53 «Об оценке арбитражными судами обоснованности получения налогоплательщиком налоговой выгоды». Не всегда то, что налогоплательщик извлек налоговую выгоду, — плохо. Он мог просто сэкономить на грамотном построении налоговой политики.
Другое дело, когда создается система фирм-однодневок. Тут уже сложнее, потому что в правоприменительной практике еще нет четкого и единого понимания концепции необоснованной налоговой выгоды. Тут наша оценка складывается из анализа участия налогоплательщика в «серой» схеме, наличия или отсутствия поставки товара и оценки того, проявил он ли должную осмотрительность при сотрудничестве с подозрительными компаниями.
Кстати, дефиниция должной осмотрительности — это тоже предмет еще очень долгого совершенствования. У нас рынок только формируется, и что такое «нормальное» и «ненормальное» поведение на рынке, нужно еще выяснить. Тем более что мы проводим проверки через несколько лет после осуществления операции. Естественно, оценить, насколько это было тогда адекватно, — очень тяжелая задача.
— Можете ли вы оценить общий «фон» налогоплательщиков? У нас больше добросовестных или недобросовестных?
— Мы исходим из того, что каждый налогоплательщик у нас добросовестный. Если у нас появляются догадки, что это не так, то это предмет доказывания в суде. В этом плане намного более интересный вопрос — вопрос распределения бремени доказывания. Тут явно необходима выработка правовой доктрины.
— Поясните, пожалуйста, что это такое?
— Когда налоговый орган и налогоплательщик приходят в суд, первому нужно доказать участие второго в «серой» схеме. Мы часто сталкиваемся, в частности, с проблемой отказа свидетелей от дачи показаний. Что дальше делать? Каким образом нам доказывать, насколько лицо знало или могло знать о том, что оно работает с ущербной компанией? Представляется, что, если нами собраны доказательства того, что «все не так хорошо в Датском королевстве», как хотелось бы, налогоплательщик в свою очередь должен пояснять, каким образом он вступил в такие правоотношения, насколько это соответствует обычаям делового оборота и насколько практика заключения договоров адекватна той практике, которая принята в его сфере деятельности.
— Если бы вы обладали правом законодательной инициативы, что бы вы предложили в качестве потенциальных путей облегчения работы налоговой?
— Должна быть четко прописана истина: любому праву корреспондирует обязанность. То есть если ты работаешь в бизнесе, то у тебя есть не только права, но и обязанности. В первую очередь нужно начать с вопросов регистрации фирм: директорами компаний должны быть лишь те, кто готов взять на себя эту ответствен♫ность, а не те, кто дает свой паспорт за 1000 руб. Это системный вопрос. Наверное, нужно пересмотреть и систему оснований для выдачи наличных средств. Хорошо бы развивать систему оплаты банковски♫ми картами — тогда скрывать выручку будет намного сложнее. Для развитых стран большая наличность в кошельке — анахро♫низм. В конце концов, нужно развивать и социальную сферу, социальную ответственность, важность репутации...
— Какие важные налоговые изменения ждут нас в этом году?
— Я не думаю, что они ждут нас в этом году. Принятие налогового закона не такое простое дело, и ухудшать положение налогоплательщика, который уже шагнул в налоговый период, незаконно; соответственно, увеличение и ставок по налогам пока точно не грозит. За 2009, 2010 и 2011 годы серьезным изменениям подверглись положения Налогового кодекса, регламентирующие порядок налогового администрирования, что позволило более четко понимать свои права и обязанности как налоговым органам, так и налогоплательщикам, но, конечно, все учесть в законе невозможно. В частности, мы постоянно расширяем наш электронный документооборот с налогоплательщиками, меняем подходы к процессу проверки. Нам, так же как и налогоплательщику, не нужны тонны откопированной бумаги. Поэтому мы требуем от инспекторов, чтобы те не нагружали своими требованиями налогоплательщика и сначала анализировали оригиналы документов на месте проверки, а потом при необходимости требовали заверенные должным образом копии документов. Это нормальный и удобный рабочий режим для двух сторон.
Источкник: http://www.rbcdaily.ru/2011/05/10/focus/562949980215483/print/
— Даниил Вячеславович, сейчас в юридических и бизнес-кругах очень остро стоит проблема налоговых доначислений. Бизнес жалуется, что налоговики, приходя на проверку в компанию, уже имеют «производственный план» по доначислениям. Если налогоплательщик отказывается «добровольно сдаться», ревизор пугает тем, что нарушения все равно найдет, причем на гораздо большую сумму. Если ли в действительности такие «планы»?
— Я про это тоже слышал. Я сам в свое время работал проверяющим. Что касается плана, то сказать, что это не так — ничего не сказать. Если мы говорим о малом бизнесе, то мы должны его проверять только тогда, когда предполагаем явное и сущест♫венное нарушение налогового законодательства. Так что доля малого бизнеса в наших проверках — всего около 0,4% от общего количества налогоплательщиков. К тому же перед каждой проверкой мы проводим общую оценку налоговых рисков. Затем анализируем, реальные это риски или просто недочеты методологии. Так что это не вопрос «планов» — это вопрос анализа и оценки. Нам не нужны копеечные доначисления на пустом месте. Это лишь неэффективное использование наших ресурсов и отвлечение налогоплательщика от основной работы.
С моей точки зрения, если инспектор приходит и говорит: «Мой план — столько-то, или я буду вас проверять», то это означает лишь неуважение инспектора к себе. Но и те налогоплательщики, которые потворствуют этому, не уважают себя. К тому же, судя по количеству налоговых споров, сейчас бизнес совсем не выглядит забитым. Он привык, что может отстаивать свои права, и об этом свидетельствует как наша статистика, так и статистика судов.
Кстати, можно сколько угодно говорить, что мы «кошмарим» бизнес, делаем огромные доначисления и прочее, но посудите сами: если в определенных сегментах рынка работают компании, которые пользуются незаконной системой ухода от налогов, то с ними просто невозможно конкурировать. Наша задача — не допускать этого, влиять в рамках данных нам полномочий на инвестиционный климат, создавая наиболее комфортные условия для деятельности и для уплаты налогов добросовестным налогоплательщикам и пресекая деятельность по уклонению от налогообложения.
— Почему ФНС в подавляющем числе случаев проигрывает судебные процессы по вопросам доначислений? Изменилась ли статистика по проигранным спорам за по♫следний год?
— Блок досудебного рассмотрения жалоб, который я курирую, был создан специально для того, чтобы разгрузить судебную систему и учиться на собственных ошибках. Например, с 2007 года в два раза была разгружена система судов по жалобам плательщиков. В 2007 году было 60 тыс. исков по заявлениям налогоплательщиков, а сейчас — 31 тыс. Это досудебная работа. Что касается вопроса отстаивания позиции налоговых органов в суде, то мы видим, что статистические данные в хронологии меняются и наша позиция все чаще находит поддержку у судей. В свою очередь налоговые органы прикладывают максимум усилий для улучшения качества выносимых решений.
— Перед тем как пойти с проверкой в организацию, вы делаете анализ налоговых рисков. Какой должна быть компания, чтобы попасть под ваш прицел?
— Один из основных критериев — постоянные убытки. Мы не понимаем цель создания организации, которая из года в год грязнет в убытках, анализируем источники их покрытия. Естественно, мы откорректировали нашу работу на кризис: 2008 год очень сильно ударил по экономике и подходить к этому критерию без глубинного анализа некорректно. Учитываются также низкая налоговая нагрузка, НДС, постоянно предъявляемый к возмещению. Еще один маячок — разница в показателях: когда компания публикует данные о своей прибыльности, а по налоговому учету мы видим обратную ситуацию. Внимание уделяется и движению по счетам с особым прицелом на фирмы-однодневки и их взаимосвязи. Все эти показатели размещены на сайте ФНС, и любой налогоплательщик всегда может сам себя проверить и оценить свои налоговые риски. Хочу сказать, что если малый бизнес отвечает нормальным критериям — небольшие обороты, стабильная прибыль и прочее, — мы десять раз себя переспросим, зачем мы туда идем. Чтобы доначислить три копейки? Кому это нужно?
— Как вы поступаете, если в итоге компания оказалась чиста?
— Ничего не доначисляем. Это значит лишь то, что предпроверочный анализ был проведен некачественно. В таком случае инспекция должна сделать выводы и откорректировать аналитическую работу.
— Упростились или усложнились «серые» схемы возмещения НДС в последнее время?
— Экстерьер схем может быть разный. Суть — одна. Не могу сказать, что они в последнее время сильно поменялись. При нормальной системе перехода налога от «продающего» к «покупающему» с ростом добавленной стоимости налог на каждом звене должен уплачиваться. На практике этого часто не происходит. Мы это выявляем, когда проводим контрольные мероприятия.
— Насколько мнения службы досудебного аудита весомы при вынесении решений по проверке налогоплательщиков?
— Досудебный аудит как отдельное подразделение налоговых инспекций дает больше шансов каждому руководителю инспекции принять правильное решение. Это дает возможность сопоставлять данные, оценить правовые позиции налогоплательщика и проверяющих. Ведь если он будет общаться только с последними, то сложно сделать адекватные выводы и вынести правомерное решение. В конце концов, у нас премии распределяются в том числе в зависимости от того, как мы донесли свое решение до суда и что из этого получилось. Это тоже стимул.
— Стимул стимулом, но все же получается, что по сути контролеры и аудиторы — практически два отдельных лагеря. Так ли это?
— Говорить о том, что это лагерь, неправильно. Все равно результаты работы оцениваются по совокупности. Но можно говорить о конкуренции между нами, причем весьма высокой. Мы спорим с контрольщиками столько, сколько никто не спорит. И я искренне этому рад. Хуже было бы, если бы мы шли стройным строем. Все-таки истина рождается в споре.
— Как вы смотрите на проблему вызова налогоплательщика при рассмотрении апелляционных жалоб в вышестоящий налоговый орган? Не думаете ли вы, что обязательное участие и присутствие заявителя при рассмотрении его жалобы наполнило бы апелляционный порядок реальным правовым содержанием?
— Законом такая обязанность не установлена, что подтверждается и ВАС. Но я не считаю, что нам абсолютно не надо общаться с налогоплательщиками, особенно в случаях, когда позиции выражены нечетко и остаются вопросы, которые нужно прояснить. Мы должны стремиться к тому, чтобы при рассмотрении жалобы рассматривались вопросы права, а обычные ошибки в цифрах, которые допустил инспектор, снимались на этапе рассмотрения возражений налогоплательщика на акт проверки. Однако говорить о том, что присутствие заявителя при рассмотрении его жалобы обязательно, было бы неправильным. Для вынесения правового решения нам зача♫стую не нужны стороны, ведь мы не должны подменять собою суд, так как досудебное рассмотрение споров все же административная процедура.
— А как вы оцениваете эффективность апелляционной процедуры? Стоит ли в нее вносить определенные правки или порядок апелляционного обжалования в своем нынешнем виде себя оправдывает полностью?
— Институт обязательного апелляционного обжалования существует всего два года. Здесь еще есть огромное поле для нормотворческой работы. Досудебное обжалование уложено в пяти статьях НК, тогда как, к примеру, процедуры при рассмотрении судебных исков регулируются целым АПК. То есть работы непочатый край — это регламентация как прав и обязанностей сторон, так и полномочий инстанции, рассматривающей апелляционную жалобу.
— Влияет ли важность или прецедентность дела на вынесение решения по той или иной жалобе?
— Сказать, что это все не влияет, было бы неправдой. Мы оцениваем прецедент. В том плане, что, когда аудитор работает с жалобой, он должен отфильтровать позицию инспекции, позицию налогоплательщика, Минфина, судов, ФНС, проанализировать публикации специалистов. После того как он собрал весь этот материал, он начинает оценивать, а есть ли у решения налогового органа судебная перспектива. И тут уже и прецедент, и сумма, и важность дела работают во взаимосвязи. С другой стороны, если аудитор понимает, что решение нижестоящего налогового органа незаконно, то никакая огромная сумма налогов, доначисленная по решению налогового органа, не должна влиять на принятие решения по жалобе налогоплательщика.
— Часто ли налоговая при рассмотрении апелляционных жалоб на свои решения применяет понятия «добросовестный» и «недобросовестный налогоплательщик»? Влияет ли такая классификация на вынесение решений?
— Такая формулировка не совсем в нашем случае корректна. При рассмотрении жалоб мы отталкиваемся от базовых принципов необоснованной налоговой выгоды, отраженных в постановлении пленума ВАС РФ от 12.10.06 №53 «Об оценке арбитражными судами обоснованности получения налогоплательщиком налоговой выгоды». Не всегда то, что налогоплательщик извлек налоговую выгоду, — плохо. Он мог просто сэкономить на грамотном построении налоговой политики.
Другое дело, когда создается система фирм-однодневок. Тут уже сложнее, потому что в правоприменительной практике еще нет четкого и единого понимания концепции необоснованной налоговой выгоды. Тут наша оценка складывается из анализа участия налогоплательщика в «серой» схеме, наличия или отсутствия поставки товара и оценки того, проявил он ли должную осмотрительность при сотрудничестве с подозрительными компаниями.
Кстати, дефиниция должной осмотрительности — это тоже предмет еще очень долгого совершенствования. У нас рынок только формируется, и что такое «нормальное» и «ненормальное» поведение на рынке, нужно еще выяснить. Тем более что мы проводим проверки через несколько лет после осуществления операции. Естественно, оценить, насколько это было тогда адекватно, — очень тяжелая задача.
— Можете ли вы оценить общий «фон» налогоплательщиков? У нас больше добросовестных или недобросовестных?
— Мы исходим из того, что каждый налогоплательщик у нас добросовестный. Если у нас появляются догадки, что это не так, то это предмет доказывания в суде. В этом плане намного более интересный вопрос — вопрос распределения бремени доказывания. Тут явно необходима выработка правовой доктрины.
— Поясните, пожалуйста, что это такое?
— Когда налоговый орган и налогоплательщик приходят в суд, первому нужно доказать участие второго в «серой» схеме. Мы часто сталкиваемся, в частности, с проблемой отказа свидетелей от дачи показаний. Что дальше делать? Каким образом нам доказывать, насколько лицо знало или могло знать о том, что оно работает с ущербной компанией? Представляется, что, если нами собраны доказательства того, что «все не так хорошо в Датском королевстве», как хотелось бы, налогоплательщик в свою очередь должен пояснять, каким образом он вступил в такие правоотношения, насколько это соответствует обычаям делового оборота и насколько практика заключения договоров адекватна той практике, которая принята в его сфере деятельности.
— Если бы вы обладали правом законодательной инициативы, что бы вы предложили в качестве потенциальных путей облегчения работы налоговой?
— Должна быть четко прописана истина: любому праву корреспондирует обязанность. То есть если ты работаешь в бизнесе, то у тебя есть не только права, но и обязанности. В первую очередь нужно начать с вопросов регистрации фирм: директорами компаний должны быть лишь те, кто готов взять на себя эту ответствен♫ность, а не те, кто дает свой паспорт за 1000 руб. Это системный вопрос. Наверное, нужно пересмотреть и систему оснований для выдачи наличных средств. Хорошо бы развивать систему оплаты банковски♫ми картами — тогда скрывать выручку будет намного сложнее. Для развитых стран большая наличность в кошельке — анахро♫низм. В конце концов, нужно развивать и социальную сферу, социальную ответственность, важность репутации...
— Какие важные налоговые изменения ждут нас в этом году?
— Я не думаю, что они ждут нас в этом году. Принятие налогового закона не такое простое дело, и ухудшать положение налогоплательщика, который уже шагнул в налоговый период, незаконно; соответственно, увеличение и ставок по налогам пока точно не грозит. За 2009, 2010 и 2011 годы серьезным изменениям подверглись положения Налогового кодекса, регламентирующие порядок налогового администрирования, что позволило более четко понимать свои права и обязанности как налоговым органам, так и налогоплательщикам, но, конечно, все учесть в законе невозможно. В частности, мы постоянно расширяем наш электронный документооборот с налогоплательщиками, меняем подходы к процессу проверки. Нам, так же как и налогоплательщику, не нужны тонны откопированной бумаги. Поэтому мы требуем от инспекторов, чтобы те не нагружали своими требованиями налогоплательщика и сначала анализировали оригиналы документов на месте проверки, а потом при необходимости требовали заверенные должным образом копии документов. Это нормальный и удобный рабочий режим для двух сторон.
Источкник: http://www.rbcdaily.ru/2011/05/10/focus/562949980215483/print/
