Всеволод Байбак: интервью по некоторым вопросам обязательственного права

Предлагаю вашему вниманию интервью по некоторым вопросам обязательственного права с Всеволодом Байбаком. Всеволод Байбак — кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и процесса НИУ «Высшая школа экономики» (Санкт-Петербург), член Научно-консультативного совета Суда по интеллектуальным правам, Научно-консультативного совета при Федеральном арбитражном суде Северо-Западного округа, партнер Адвокатского бюро «Юсланд».

С момента вступления в силу новых поправок прошло несколько месяцев. Успела ли наработаться практика по их применению за столь короткий срок?

Те статьи, которые были реформированы, например, 395-я, предполагающая расчет процентов по новой ставке, и ряд других, они, естественно, применяются. Это очень востребованные в практике нормы. Что же касается совершенно новых институтов, вроде знаменитой ст. 406.1 (соглашение о возмещении потерь), или ст. 431.2 (заверения об обстоятельствах), то в корпоративной практике эти статьи уже активно используют, по ним уже сейчас готовят сделки. Судебные акты по ним мне пока не попадались, но это и неудивительно — еще рано. В общем и целом, я бы сказал, что эти нормы заработали. И, поскольку, они были подготовлены, в большинстве своем, по запросам бизнес-сообщества (но не все, и не в полном объеме), то эти нормы и восприняты бизнесом, они используются, и в договорной работе они фигурируют, безусловно.

А какое Ваше мнение по вступившим в силу с 1 июня поправкам? Это нормальная кодификация сложившейся практики, или очередные непонятные изменения?

Наверное, сейчас только ленивый не критикует то, как эта реформа прошла. И, как остроумно замечают, в результате у нас получилось «письмо из Простоквашино». Изначальный проект, который был подготовлен Советом по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства при Президенте РФ, был более-менее удачным, внутренне согласованным и гармоничным. Можно было критиковать те или иные подходы, но нельзя было упрекнуть разработчиков в непоследовательности, противоречивости, или в элементарных ошибках, которые в результате оказались в тексте закона. Первоначальный проект был логичен. Потом, естественно, началась его доработка, которую возглавило Министерство юстиции. Поступило несколько сотен поправок и предложений, в том числе, от очень влиятельных организаций, которые нельзя было проигнорировать. Так или иначе, эти поправки были учтены, что разбалансировало проект. На этом история, к сожалению, не закончилась. То, что было внесено в Госдуму и то, что мы в итоге получили на выходе — это два существенно различающихся документа. Кто к этому приложил руку, зачем это было сделано, почему это было сделано именно так — мы, наверное, уже никогда не узнаем. Основная беда этого проекта заключается в том, что изначальный замысел, который базировался, безусловно, на практике (большинство новелл действительно давно уже назрели и просились в закон) претерпел совершенно загадочные метаморфозы. В результате появилось, например, две опционных конструкции. На мой взгляд, ни та ни другая, по большому счету, не были нужны. Все дело было исключительно в том, как судам толковать уже имевшиеся нормы. Вся проблема, из-за чего вообще было необходимо внесение в ГК положений об опционах, заключалась в вольном и малопонятном толковании судами ст. 157 ГК РФ о сделках под условием. Сейчас эта проблема устранена судебным толкованием, поскольку вышло руководящее Постановление Пленума Верховного суда, посвященное новой редакции первой части Гражданского Кодекса. По большому счету, необходимости в опционных конструкциях сейчас уже нет.

Поэтому, еще раз повторю: большинство поправок, безусловно, важны и востребованы. А вот почему они получились такими — об этом мы, конечно, никогда не узнаем.

Давайте остановимся на статье 393.1. Не могли бы Вы рассказать историю этой статьи? И, заодно о том, начато ли по ней взыскание убытков?

На самом деле, это никакая не новелла. Дело в том, что у нас еще во второй части ГК существовала статья 524, посвященная договору поставки, где была отражена методика расчета убытков в виде разницы между ценой заменяющей сделки и ценой расторгнутого контракта, либо между среднерыночной ценой и ценой расторгнутого контракта. Эта методика активно применялась. Другое дело, только ленивый наверное не говорил о том, что подлинное значение этой нормы выходит далеко за пределы отношений в сфере поставки. Такой подход к расчету убытков востребован в подавляющем большинстве гражданско-правовых договоров. Постепенно практика к этому пришла: стали применять эту статью по аналогии к другим институтам. Это не правильно в том смысле, что аналогия свидетельствует о наличии пробела в законе. И такой пробел был устранен: норма, которая де-факто уже вышла на уровень общих положений об обязательствах, была включена в главу 25 Гражданского кодекса. Нельзя сказать, что вот ввели эту статью, и все тут же резко поменялось. Можно сказать, что законодательство гармонизировалось. И то, что раньше применялось по аналогии закона, теперь можно делать, опираясь на общую норму статьи 393.1.

В целом это очень важная норма, и, безусловно, ей давно необходимо было отвести место в главе 25 Гражданского кодекса. В чем ее важность: дело в том, что все мы прекрасно знаем о том, насколько сложно в российском суде взыскать убытки. Сейчас стало чуть проще, поскольку практика постепенно менялась, не в последнюю очередь благодаря усилиям, предпринятым Высшим арбитражным судом. Сейчас эта положительная тенденция сохраняется — убытки становится взыскивать все легче. На самом деле, самая главная проблема тут всегда заключалась в том, как доказать размер причиненных убытков. Это был просто камень преткновения во всех подобных делах. Соответственно, статья 393.1 эту проблему существенно упрощает. По большому счету, в суде необходимо продемонстрировать всего лишь два документа: если мы говорим о заменяющей сделке, это новый и старый договор, а суду нужно произвести операцию вычитания и прийти к тому, в каком объеме исковые требования будут удовлетворены. И второй вариант, если не была заключена заменяющая сделка, суду были предоставлены доказательства изменения цены товара. То есть, бремя доказывания предельно упрощается. Причем, в данном случае не только доказывание размера убытков, а что еще особенно важно, нам не нужно тут доказывать причинную связь (это что касается второго варианта). Потому что статья позволяет просто сказать: «вот договор был расторгнут, посмотрите, какая сейчас цена товара». И истцу не придется доказывать, что убытки у него возникли именно в результате расторжения договора. Статья, безусловно, важная, нужная, полезная. Ее вряд ли можно назвать принципиальной новеллой, но она должна была появиться в главе 25 ГК. И она там появилась.

Статья ГК РФ о «сложных процентах», 317.1 ГК РФ. Как Вы думаете, ее окончательный вид — это ошибка законодателя или это было специально сделано? Была некоторая паника после ее вступления в силу, что если в договоре не предусмотрена оговорка о ее неприменении, то по умолчанию она должна исполняться?

Лично я эту статью поддерживаю. Она, по большому счету, является отражением современных международных стандартов коммерческой практики. Она, естественно, применяется только в предпринимательских отношениях. Это правильно, ведь в предпринимательских отношениях деньги стоят дороже всего, именно предприниматель может ими распорядиться наиболее выгодным образом, и так далее. Аналогичный подход закреплен, например, в принципах международных коммерческих договоров УНИДРУА, которые зачастую применяются даже нашими судами без какой-либо отсылки к ним в договоре. Нашими судами эти принципы применяются как некий международный стандарт регулирования коммерческих отношений. Идея очень простая. За то, что ты не платишь деньги сразу же, нужно платить. Причем, что здесь хорошо — это никоим образом не связано с нарушением. Статья 317.1 совершенно четко говорит: это не ответственность, это плата за пользование чужими деньгами. Достаточно большая дискуссия о 395-й статье заключается как раз в правовой природе процентов, предусмотренных этой статьей, была основана как раз на том, что 395-я статья четко квалифицирует проценты как меру ответственности. Они применяются только в случае нарушения. Причем не просто нарушения, как такового, просрочки. А нарушения, за которое должник отвечает. То есть должны быть налицо все условия договорной ответственности, предусмотренные законом. Только в этом случае мы применяем 395-ю статью. Существовала достаточно хорошо обоснованная точка зрения о том, что проценты за пользование чужими денежными средствами должны уплачиваться независимо от того, пользовался ты на самом деле ими, или нет, виноват ты в просрочке их возврата, или нет. Раз деньги у тебя, а ты их должен был уплатить, значит ты за это заплатишь минимальный процент, на который мог бы рассчитывать кредитор, если бы он сам мог распорядиться этими деньгами. Сама по себе идея, этот подход мне нравится. То, что статья является диспозитивной, тем более развязывает руки. Если не хочешь, чтобы начислялись эти проценты, то это можно исключить в договоре. Более того, если, скажем, в договорах, заключенных до принятия этой статьи, кто-то опасался, что эта статья начнет применяться к договорным отношениям, возникшим, после введения в действие новой редакции ГК, то в таком случае можно было бы заключить дополнительное соглашение. Я имею в виду, что этот инструмент не навязан бизнесу. Он ему предложен в качестве меры, действующей по умолчанию. И если кому-то это неудобно, то, пожалуйста, это можно исключить. В общем и целом, я здесь никакого негатива не вижу. Да, там есть определенные проблемы, шероховатости, в том числе, вопрос соотношения статьи 317.1 со статьей 395. Но, на мой взгляд, эти проблемы не носят фундаментального характера, и все эти шероховатости легко могут быть устранены адекватной судебной практикой.

Вообще, в российских реалиях при работе по предоплате, определенная плата за пользование деньгами закладывается уже в саму сумму договора...

Я бы не сказал что всегда. Мой опыт свидетельствует о том, что подчас об этом просто не думают. Конечно, если бы предпринимателя, предоставляющего отсрочку, спросили: «Нужно ли, чтобы тебе платили проценты за то, что твоими деньгами пользуются?», он бы ответил: «Да, конечно, нужно». Но сам об этом никогда бы не подумал. Если мы говорим о серьезных, больших сделках, которые готовятся высококвалифицированными юристами (скажем, сделка M&A с рассрочкой платежа на несколько лет), то естественно, при такой рассрочке проценты закладываются в покупную цену, это совершенно очевидно. А если мы говорим о среднем и мелком бизнесе, то на этом уровне отсрочка платежа нередко бывает бесплатной просто потому, что об этом никто не задумывается. Но с точки зрения нормальной деловой логики, конечно, отсрочка должна быть платной.

Нужна ли разъяснительная работа по изменениям в законодательство в малом и среднем бизнесе?

Безусловно нужна, потому что сейчас мы наблюдаем активное проникновение иностранных правовых институтов в наше право. Взять хотя бы статью 406.1, подобие англо-американской indemnity. Ведь если на нее посмотреть, что называется, «невооруженным взглядом», а еще и человеку без какой-либо правовой подготовки, то совершенно непонятно, что это такое, зачем это нужно, о чем вообще идет речь. Более того, я могу сказать, что, работая в консалтинге уже 15 лет, много видел таких сделок, в том числе структурированных по английскому праву. Я могу достаточно точно сказать, что получилось, что не получилось, как это можно было сделать, и нужно. Мне достаточно ясна подоплека. Если юрист, который никогда не имел дела с подобным в своей практике, посмотрит на эту статью, он, скорее всего, очень сильно удивится: зачем вообще это нужно было делать, и как этим пользоваться. То есть, разъяснительная правовая работа безусловно нужна. Ведь есть нормы достаточно удачные, которые в целом можно поддержать. Например, ту же 393.1, или новую редакцию статьи 393, где закреплен разумный стандарт доказывания убытков. А есть ведь нормы не просто, скажем, неудачные, а которые могут иметь разрушительный эффект. Например, новая редакция ст. 313 ГК. Я считаю что это одна из самых неудачных новелл в общих положениях об обязательствах. И если она не будет скорректирована практикой, то мы можем тут столкнуться с большими проблемами, перегибами и злоупотреблениями. Или, скажем, норма о депонировании, о том, что должник может забрать депонированное у нотариуса. И так далее. Получается, есть целый ряд новелл, которые, безусловно, нуждаются в разъяснении. И просто так, условно говоря, перечитывая закон перед сном, понять, что имел в виду законодатель, будет очень непросто.

Я бы хотел также добавить вот какую мысль. Мне неоднократно приходилось слышать от уважаемых коллег, что жизнь существенно упростится, если читать концепцию реформирования ГК, которая в свое время была подготовлена Советом по кодификации. Это, своего рода, мотивы, мнения, зачем нужно менять ГК. Так вот, я этого оптимизма совершенно не разделяю, по той причине, которую я уже назвал в самом начале нашей дискуссии: то, что у нас сейчас в законе, настолько далеко от той самой концепции реформы ГК, что если что-то в этой концепции и сохранило актуальность, то никак не больше пятидесяти процентов. А даже, скорее всего, и меньше. То есть, еще раз отвечая на ваш вопрос, считаю, что, безусловно, необходима серьезная работа с профессиональным сообществом для того, чтобы эти нормы полноценно, правильно воспринимались и правильно применялись, в первую очередь, конечно, в деловой практике.

Какое ваше мнение по дальнейшей в реформе ГК? Какие прогнозы в практике применения уже работающих поправок?  

Что касается реформирования ГК, то тут все понятно. Сейчас ведется работа над разделом “Вещное право”. Не скрою, что я с большой тревогой наблюдаю за этим, потому что считаю многие новеллы, предложенные в этом разделе, очень спорными, если не сказать негативными. Из всех блоков ГК, которые подверглись реформированию, наибольшие дискуссии вызывает именно раздел «Вещное право». Не случайно именно его оставили напоследок. Если новеллы по обязательствам, в целом, я бы сказал, одни из самых удачных, и они достаточно давно были подготовлены запросами от бизнес-сообщества, то в отношении новелл по вещному праву у меня такого ощущения нет. Даже на последнем Петербургском юридическом форуме как раз состоялась дискуссия по этому поводу. Итогом ее стало практически единодушное мнение о том, что нужно попытаться как-то совместить то, что было наработано в старой системе координат вещного права, и новый подход, который нам предлагает проект изменений этого раздела. 

Что касается практики, то тут у меня пока спокойное, позитивное чувство, спокойное ожидание. После упразднения Высшего арбитражного суда многие коллеги проявляли полнейший пессимизм, полагая, что предлагаемая нам система единого Верховного Суда (с входящей в него Коллегией по экономическим спорам) будет значительно хуже, чем прежняя система высших судов. Но мы наблюдаем достаточно адекватный и взвешенный подход в большинстве определений Коллегии по экономическим спорам. Каких-то очевидно аномальных судебных актов, которые принимались на уровне окружных судов, мне пока тоже не попадалось. Мне кажется, что в целом, поскольку все-таки эти изменения были подготовлены, в том числе, а то и главным образом, с участием представителей судейского сообщества, они так или иначе в практике обсуждались, я ожидаю, что они получат адекватное применение. И последнее руководящее Постановление Пленума Верховного Суда, в целом является весьма удачным, демонстрирует готовность и желание судов, а в первую очередь, высшей судебной инстанции работать в новой системе координат.