Здравствуй, Регфорум! 30 ноября 2017 года Пленум Верховного Суда РФ принял ожидаемое многими юристами постановление № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате».
Почему этого постановления так ждали? В данном случае необходимо поговорить о правовой природе постановлений Пленума Верховного Суда РФ. Некоторые специалисты, подчеркивая особую значимость данных документов, называют их источником права, то есть способом закрепления правовых норм. На самом деле, это конечно не так, поскольку постановления Пленума Верховного Суда РФ сами по себе не создают правовые нормы, а выполняют лишь функцию толкования существующих норм. Вместе с тем, исходящие от Верховного Суда РФ разъяснительные документы в некоторых случаях могут формировать правоприменительную практику, ориентируя судей на тот или иной подход в области оценки общественно опасных деяний, зачастую серьезно расходящийся с теорий уголовного права.
Что касается ситуации с привлечением наших сограждан к уголовной ответственности по делам о мошенничествах и растратах, то количество необоснованных возбуждений подобных уголовных дел стало переходить всякие разумные границы, в связи с чем на это обратили внимание не только правозащитники, но и представители власти, в том числе и Верховный суд РФ. Вместе с тем, необходимо признать, что пока прилагаемые властями усилия, во-первых, носят хаотичный и бессистемный характер, а во-вторых, мало результативны.
Давая же оценку, непосредственно обсуждаемому Постановлению Пленума Верховного Суда РФ, следует пояснить, что по большому счету ничего кардинально нового для правоприменительной практики по делам указанной категории оно не несет. Дело в том, что до его принятия действовало во многом аналогичное разъяснительное постановление от 2007 года, которое не так уж существенно отличалось от вновь принятого и не смогло поколебать обвинительного подхода при уголовно-правовой квалификации следователями и судьями гражданско-правовых отношений.
Вместе с тем, есть несколько моментов, на которые в обсуждаемом постановлении хотелось бы обратить внимание и которые, исходя из их буквального толкования, в случае неукоснительного исполнения судьями (надо признать, что с этим в судах до последнего времени все было не очень здорово) должны в лучшую сторону повлиять на практику квалификации деяний как преступных.
Так, Верховный Суд РФ отметил, что далеко не всякое неисполнение гражданско-правовых обязательств может быть квалифицировано как мошенничество. Такая квалификация возможна лишь, если умысел на хищение возник до передачи в пользу виновного денежных средств или иного имущества, а не после такой передачи. Более того, завладение чужим имуществом должно быть сопряжено с умышленными действиями, связанными с обманом или злоупотреблению его доверием. В качестве примеров подобных действий в постановлении приводятся использование лицом при заключении договора поддельных документов, в том числе документов, удостоверяющих личность, уставных документов, гарантийных писем, справок, сокрытие лицом информации о наличии задолженностей и залогов имущества, распоряжение полученным имуществом в личных целях вопреки условиям договора и другие.
Впервые Пленум Верховного Суда РФ дал разъяснения по вопросу завладения безналичными денежными средствами, в том числе электронными деньгами. Пленум указал, что такие действия также следует признавать хищением чужого имущества. При этом оконченными действия, по мнению авторов обсуждаемого постановления, надлежит признавать с момента изъятия денег с банковского счета их владельца. Это противоречит общему теоретическому принципу уголовного права об окончании хищения с момента получения у виновного реальной возможности распорядиться похищенным (в том числе в отношении остальных видов имущества такой принцип закреплен в этом же постановлении), однако уже, очевидно, что с учетом данных разъяснений практика пойдет по предложенному Пленумом Верховного Суда РФ пути.
Еще одним важным моментом, на который обратил внимание Верховный Суд РФ, является разъяснение по вопросу того, в каком случае деятельность обвиняемого может быть оценена, как предпринимательская (это с учетом положений уголовно-процессуального законодательства предусматривает особый порядок избрания меры пресечения, позволяющий заключать предпринимателей под стражу, лишь в исключительных случаях). Верховный Суд РФ в очередной раз отметил, что под совершением мошенничества в сфере предпринимательской деятельности следует понимать умышленное неисполнение принятых на себя виновным лицом, являющимся индивидуальным предпринимателем или членом органа управления коммерческой организации, обязательств по договору в сфере предпринимательской деятельности, сторонами которого являются только индивидуальные предприниматели и (или) коммерческие организации.
С одной стороны, на мой взгляд, это толкование является не совсем удачным, поскольку противоречит понятию предпринимательской деятельности, изложенному в гражданском законодательстве, исходя из которого таковой могут заниматься и организации, носящие статус некоммерческих. С другой стороны, оно, по крайней мере, не устанавливает понятие предпринимательской деятельности лишь в отношении коммерческих организаций без государственного участия, как это отмечено в статье 20 УПК РФ. Таким образом, разъяснения Верховного Суда РФ в этой части выглядят гораздо либеральнее закрепленного непосредственно в УПК РФ определения, пусть и не регулирующего непосредственно порядок избрания меры пресечения по конкретным статьям.
В отношении квалификации действий по ст. 160 УК РФ (присвоение или растрата) каких-либо нововведений обсуждаемое постановление не вносит. Вместе с тем, нельзя не обратить внимание на очередные разъяснения относительно того, что для подобной квалификации необходимо установить, что похищенное имущество находилось в правомерном владении либо ведении этого лица, которое в силу должностного или иного служебного положения, договора либо специального поручения осуществляло полномочия по распоряжению, управлению, доставке, пользованию или хранению в отношении чужого имущества. Следует отметить, что практика квалификации любых действий, в том числе гражданско-правового характера, именно как растраты, в последнее время является новейшим трендом правоприменения для недобросовестных следователей, причем вышеуказанные разъяснения о специальном статусе лица в отношении вверенного имущества игнорируются.
Оценивая документ в целом, необходимо признать, что он, как и предыдущее ориентирующее судей постановление по этой же проблематике, носит достаточно прогрессивный и во многом ласкающий адвокатский взгляд характер. Остается надеяться, что документ будет неукоснительно исполняться нижестоящими судами и сможет переломить складывающуюся удручающую ситуацию с привлечением к уголовной ответственности предпринимателей. Впрочем, объективности ради иные аналогичные документы Верховного Суда РФ с подобной задачей не справились.