Здравствуйте, коллеги!
Сегодня я не буду освещать что-то конкретное из нашего законодательства или из практики. Идёт сессия, и мысли вертятся вокруг этого, так что – немного о высшей школе, если не возражаете.
«Нет ничего практичнее хорошей теории».
Авторство этой фразы постоянно приписывается разным известным людям (от Канта и Кирхгофа до Энгельса и Ленина), но смысл её никем не оспаривается. Действительно: кто будет опровергать очевидную истину? Абстрактные, казалось бы, теории имеют свойство со временем воплощаться то в атомную бомбу, то в социальное устройство целых государств, то в судебные решения по совершенно конкретным делам. Это общеизвестно. Но как обстоит дело с обратной связью? Может ли практика порождать теоретическую мысль? Да, безусловно! Именно запросы практики и накопление практических материалов для исследования и осмысления – двигатель теории. Яркой иллюстрацией этого тезиса служат научно-технические скачки в целом ряде областей познания, порождаемые войнами – но не только. Одна из моих настольных книг – «Пути в незнаемое» 1983 года – замечательный сборник очерков о путях, которыми шёл научный поиск советской науки в мирное время. Прорыв в области методов математического моделирования как ответ на вопросы, поставленные лесоводами. Колоссальный сдвиг в физике высоких температур как способ получения новых инструментов для промышленности. И так далее. Получается, связь теории с практикой – двусторонняя.
Вопрос не праздный. За те двадцать лет, что я имею счастье заниматься преподавательской работой, подход к роли специалистов-практиков в отечественной системе образования менялся несколько раз – в зависимости от «генеральной линии партии», как ещё не так давно говорили, а сейчас уже не говорят, но по-прежнему имеют в виду.
В советское время связь науки и производства – в том числе науки фундаментальной и производства военного – была прямая и непосредственная. Вместе с тем, преподавательский состав вузов занимался своим делом и получал за это зарплату – работать где-то ещё было и некогда, и незачем. Плоскостью соприкосновения преподавателя с практикой была наука. С распадом СССР эта традиция и это понимание роли преподавателя не исчезли сразу. Помню, как неодобрительно относились к работающим аспирантам: либо ты аспирант, либо можешь идти куда хочешь и работать там сколько угодно – но ни в коем случае не два в одном.
Не секрет, однако, что в 1990-е высшей школе было, как бы так помягче выразиться – голодно. И преподаватели, особенно с востребованными специальностями, вдруг обнаружили, что практика – это как минимум необходимость, чтобы выжить, а как максимум – способ достойно зарабатывать на жизнь… и, как ни странно, на преподавание - конечно, если позволят время, силы, и не иссякнет желание. Увы: время, силы и желание оставались далеко не у всех. Не могу винить тех, кто тогда ушёл. Остались либо фанаты (в самом хорошем смысле – как крайняя форма энтузиастов), готовые жить впроголодь, но заниматься любимым делом, либо как раз те люди, которым удалось найти оптимальное соотношение деятельности, приносящей доход, с преподавательской. Самое любопытное, что вторым длительное время приходилось прятаться и каяться. Показатель «число штатных сотрудников, работающих на полную ставку» учитывался при лицензировании, аккредитации и оценке вузов. Совмещающие практики портили показатели! Востребованные специалисты-преподаватели нередко были вынуждены вести жизнь оборотней с двумя трудовыми книжками – одна на «кормящей» работе, вторая в вузе. Зато их кафедры козыряли стопроцентной «штатностью».
Лишь недавно я с приятным удивлением обнаружил, что ситуация изменилась. Ну да, разумеется, вместе с «генеральной линией партии»: кто-то из первых лиц, как обычно, бросил мысль: преподавательский состав нужно пополнять практиками. Исполнители подхватили. Сегодня в отчётности вузов фигурирует уже другая строка – процент практиков среди преподавательского состава. Больше – лучше.
Как человек, работающий по специальности с третьего курса, поддерживаю! Лишь бы не кинулись, по неистребимой отечественной традиции, в другую крайность: выживать с работы педагогов от Бога, посвятивших себя этому делу полностью и в подработке на стороне не замеченных. (Внедряются ведь теми же исполнителями другие показатели «правильности» вузов, вроде количества иностранных студентов, которых кровь из носу вынь да положь… Нет, зачем нам африканцы, изучающие российское право, я ещё могу теоретически предположить – культурное влияние и всё такое. Но главное – им-то оно для чего?) Знаю много прекрасных преподавателей, ни дня не работавших «на стороне», прошедших классическим путём «вуз – аспирантура – кафедра». Благо, сейчас с обеспечением высшей школы стало получше, и ставки на полторы – две можно более-менее жить.
Кроме того, далеко не всякий практик, даже блестящий, может преподавать. Преподавательская работа - одно из тех дел, к которым у человека должно быть призвание – может быть, даже небольшой сдвиг в сознании. (Лично я в различных анкетах пишу «доцент» вовсе не потому, что так короче, чем «заместитель генерального директора по правовым вопросам».) А ещё крайне желательно – хорошая школа, в виде той же аспирантуры, например – как минимум, чтобы академическая культура не позволяла лектору-практику обзывать физических лиц «физиками», а юридические лица «юриками». Возможно, я субъективен и меряю по себе, но как ни крути, оптимальным вариантом выглядит путь «вуз – аспирантура – кафедра» с параллельной работой вне вуза. Это нелегко для каждого конкретного человека (попробуйте, скажем, синхронизировать отпуска и рабочие графики, чтобы лекции не накладывались на командировки, а семинары на судебные заседания – не говоря уже как минимум о четырнадцати рабочих часах в сутки) и сегодня уже не является условием физического выживания преподавательского корпуса (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить финансирование высшей школы) – но если такое сочетание имеет место, это даёт, на мой взгляд, максимальную эффективность преподавания.
Почему? Мне кажется, ответ очевиден. Такой преподаватель – хоть юрист, хоть теплотехник, хоть специалист по тактике общевойскового боя – знает обе стороны своего предмета: и теорию, и её реализацию. Именно он может заранее рассказать студентам, где лежат грабли, на которые можно наступить после начала самостоятельной работы (потому что сам наступал!), разметить и заблаговременно разминировать для них опасные участки. Он видит предмет во взаимосвязи с жизнью: да, с точки зрения гражданского права это допустимо, но потом придёт налоговая и оштрафует вашу организацию...
Очень многое с точки зрения практика выглядит иначе, чем в теории. Вот студент на занятии отвечает на вопрос о видах страхования:
– Страхование бывает добровольное и принудительное.
– Неверно! – говорит теоретик. – Добровольное и обязательное. Двойка.
Практик же поправляет термин – но сам думает:
– А ведь он, зараза, прав! Сколько случаев, когда формально добровольное – в действительности – принудительно-обязательно!
И рассказывает об этом.
Или вот: коллега – и прекрасный преподаватель, и известный адвокат – подарила шедевр от своего студента – между прочим, сотрудника закупочной комиссии госструктуры:
– Они с нами без конкурса не могут заключить договор. Но мы-то с ними можем!
Сколько, на самом деле, смысла в этом – на первый взгляд – юридическом оксюмороне! Нонсенсом он кажется лишь тому, кто никогда не работал в системе закупок для государственных и муниципальных нужд. Всякий, кто хоть немного с нею соприкасался, прекрасно знает, что соответствующие статьи Гражданского кодекса, да и гражданское право как таковое, не имеют ничего общего с действительной сущностью и механизмом функционирования этой системы. (Желающие посмотреть на реальность могут заглянуть вот в эту мою статью – хотя сейчас действует другой закон, но суть системы не изменилась, да и большинство её недостатков перекочевало в ныне действующие нормы без особых изменений.
Меньше всего я, как преподаватель высшей школы хочу, чтобы моим выпускникам на первом в их жизни рабочем месте говорили: «забудьте всё, чему вас учили в университете». Потому делюсь с аудиторией наработанными «лайфхаками» и коллекциями лично опробованных «граблей», приглашаю на лекции практиков в узких областях (получается очень интересно – я даю теорию, а затем коллега нередко разбивает её в пух и прах, рассказывая – как это применяется в действительности) и очень ценю студентов, которые сами уже работают: обычно они совершенно по-иному подходят к получаемой информации, поскольку уже знают, что им действительно нужно.
Самая большая награда – когда через много лет человек подходит к тебе и говорит:
– А помните, вы нам на лекции рассказывали? У меня на практике так и вышло!
Значит, я как преподаватель когда-то всё сделал правильно.