Обзор судебной практики ВС РФ № 5 – лучший обзор 2017 года

Всем привет – и с возвращением к делам! 

Признаюсь честно, появление Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 5 за 2017 год (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 27.12.2017) застало меня врасплох. Больше четырёх обзоров за год не ожидал. Надо полагать, было что обозревать, раз понадобился пятый – а значит, в него непременно следует заглянуть. Вдруг, в кои-то веки, внутри обнаружится не привычный коктейль из банкротств и земельных споров, а что-то искрящееся и новогоднее?

Смотрим!

Сага о ветре, играющем кирпичами

Судебная коллегия по гражданским делам радует сразу, с пункта 4 обзора (Определение N 18-КГ17-49) – негаторным иском. Собственник жилого дома, на автомобили которого попадали капли раствора со строящейся рядом многоэтажки, не только добился возмещения ущерба, но и решил заставить застройщика устранить нарушения на стройплощадке по полной программе, вплоть до отсутствующего информационного щита. Война явно была нешуточная, и если по поводу ущерба автомобилям особых сомнений не возникало, то относительно положений искового заявления о возложении на застройщика обязанности привести ограждение строительных конструкций в соответствие с требованиями нормативных документов, обеспечить безопасность прохода к дому вдоль стройки и пользования придомовой территорией, суды двух инстанций заняли своеобразную позицию, заявив, что истец не вправе предъявлять такие требования. Легко можно представить диалог суда с истцом:

– Вот раствор на ваше имущество накапал – тут всё ясно, получите возмещение и будьте довольны. А остальное – так это пусть муниципальное образование с иском приходит. Он же в защиту прав неопределённого круга лиц – всех горожан! Не вашего уровня требования, короче.

– Но ведь я там тоже хожу! Дети мои ходят! Что если завтра не раствор на машину, а кирпич на мою голову упадёт?

– Не, не упадёт! В крайнем случае, если всё-таки упадёт – приходите, тоже что-нибудь взыщем. А пока не упал – извините.

В канцелярских выражениях это звучит как

«суд … указал, что опасения истца за свою жизнь и жизнь членов его семьи безосновательны, поскольку опасность падения тяжелого предмета за пределы строительной площадки отсутствует» и «суд … пришел к выводу об отсутствии … субъективного права заявлять соответствующие требования, поскольку посчитал, что они направлены на защиту прав неопределенного круга лиц и конкретного муниципального образования, выступать от имени которых истец в силу действующего законодательства не вправе».

Нонсенс, правда? Это я про второе положение. Да и первое у всякого, кто хоть раз проходил мимо ограждения большой стройплощадки, вызывает резонные сомнения. Доказывать, что кирпичи со строек имеют свойство летать не только строго вертикально, пришлось с помощью свидетельских показаний.

«Допрошенный в судебном заседании свидетель пояснил, что на проезде, разделяющем земельные участки истца и ответчика, валяются куски кирпича. Другой свидетель в судебном заседании указал, что видел, как при сильном ветре кусок профнастила отлетел от строительного забора ответчика и упал на автомобиль, принадлежащий истцу».

К счастью, Верховный Суд внял доводам разума. В качестве вишенки на торте, было отмечено, что срок действия разрешения на строительство у ответчика истек, на что предписано обратить внимание нижестоящим судам при пересмотре дела.

Отстройте обратно и снесите как положено

Определение № 1-КГ17-6 (пункт 5 обзора) – ещё один гимн приоритету здравого смысла над процессуальным крючкотворством. Дом признан аварийным и снесён с нарушением установленного порядка, компенсация собственнице помещения не выплачена. Суд первой инстанции, рассуждая совершенно здраво, взыскал эту компенсацию. Суд же апелляционной инстанции живо напомнил мне школьные годы и бессмертную фразу директора, обращённую к обрившему голову однокласснику: «Почему лысый? Немедленно привести себя в порядок!» Оцените сами: чтобы получить компенсацию, надо соблюсти порядок принудительного отчуждения имущества (включающий в себя выплату предварительного возмещения). Нет соблюдения порядка – нет выплаты компенсации. То, что дом уже снесён, значения не имеет. Истец «не лишена возможности осуществить защиту своих прав собственника жилого помещения в признанном аварийном многоквартирном жилом доме путем понуждения администрации муниципального образования к осуществлению регламентированной ст. 32 ЖК РФ процедуры изъятия земельного участка и принадлежащего ей жилого помещения». Требуйте соблюдения порядка.

Спасибо Верховному Суду, сломавшему эту железную, но порочную логику.

Кому индексацию?

Определение № 5-КГ17-13 (п. 7 обзора), надо полагать, станет настольным пособием для судей при решении схожих дел – а значит, и для нас. Методически полезное дело. Третье лицо платит за должника сумму, взысканную с того решением суда. Но платит не сразу, а через три года после решения. Вопрос: переходят ли к такому третьему лицу все права кредитора? Ответ: нет, не все. Право на индексацию присужденной суммы за весь период неисполнения решения суда остаётся за кредитором, и он, соответственно, может получить с должника сумму индексации.

Может быть, вам еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?

Определение № 78-КГ17-21 (п. 8 обзора) также необходимо внести в специальную методичку, обязательную к прочтению для юристов (особенно для судей) – либо включить изложенные в нём выводы Судебной коллегии в очередное постановление Пленума как пошаговую инструкцию по решению схожих дел.

Покупатель получил по договору купли-продажи недвижимость, его права зарегистрированы. Заплатить продавцу при этом он не удосужился. Та резонно потребовала расторжения договора купли-продажи и возврата переданного ответчику имущества. Суд первой инстанции, что характерно, требование удовлетворил. Суд апелляционной инстанции, однако, решил опереться на букву закона, причём в худшем из всех имеющихся вариантов, если мы говорим о гражданском праве: в формате «а вы мне покажите, где это в кодексе написано». Да, ответчик не исполнил обязательство по оплате приобретенного имущества. Но где написано, что такое нарушение договора является существенным? И «каких-либо доказательств, подтверждающих именно такой характер нарушения договора, истицей не представлено».

То есть тот факт, что неуплата денег за товар – существенное нарушение договора, не очевиден? Это нужно доказывать? Остап Бендер зааплодировал бы, но лично у меня (как у закоренелого обывателя) подобная логика вызывает недоумение.

Для надёжности, суд оперся ещё на тот (негативный) факт, что п. 3 ст. 486 ГК РФ предусматривает в качестве последствий неоплаты покупателем товара право продавца потребовать оплаты товара и уплаты процентов в соответствии со ст. 395 ГК РФ – а расторжения договора не предусматривает. И на п. 65 совместного постановления Пленумов Верховного Суда Российской Федерации и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 29 апреля 2010 г. № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав», где сказано, что в силу п. 4 ст. 453 ГК РФ стороны не вправе требовать возвращения того, что было исполнено ими по обязательству до момента изменения или расторжения договора, если иное не установлено законом или соглашением сторон. То есть недвижимость, по мнению суда, ушла к покупателю навсегда, и пострадавшей стороне осталась лишь возможность (весьма абстрактная в современных реалиях, надо признать) получить за неё деньги.

К счастью, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ разбила эти умопостроения по всем пунктам. В п. 2 ст. 450 ГК РФ русским языком сказано, что существенным признается нарушение договора одной из сторон, которое влечет для другой стороны такой ущерб, что она в значительной степени лишается того, на что была вправе рассчитывать при заключении договора. В договоре купли-продажи для продавца это вообще-то как раз деньги! Далее, из буквального толкования текста статьи 486 ГК РФ вовсе не следует, что в случае несвоевременной оплаты покупателем переданного в соответствии с договором купли-продажи товара продавец не имеет права требовать расторжения такого договора на основании подпункта 1 п. 2 ст. 450 ГК РФ. Если нигде в Гражданском кодексе не написано «можно», это не значит, что «нельзя» – простая истина, внушаемая студентам ещё на втором курсе (увы, у некоторых, видимо, иммунитет к внушению – обычно позже они обнаруживаются работающими в различных контролирующих органах). Наконец, п. 4 ст. 453 ГК РФ не отменяет ст. 1103 ГК РФ, согласно которой положения о неосновательном обогащении подлежат применению к требованиям одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством. А следовательно, в случае расторжения договора купли-продажи не получивший оплаты продавец вправе требовать возврата переданного покупателю имущества на основании ст. 1102 и ст. 1104 ГК РФ. Собственно, это истина, интуитивно понятная любому ещё с детской песочницы. Сомневающиеся в ней (и в правоте Судебной коллегии) могут попробовать лично поставить натурный опыт (товар взять, а за деньгами отослать продавца в суд) в ближайшем магазине, а ещё лучше – на рынке. Правда, подозреваю, что экспериментатора будут бить.

Прочее

Из «потребительских» дел на этот раз в обзоре только Определение N 18-КГ17-27 (п. 9 обзора), где страхователю сначала не дали полной информации о страховом продукте, а потом попытались не выплатить страховое возмещение, поскольку инвалидность наступила вследствие болезни, а не несчастного случая (в итоге потребитель, разумеется, выиграл).

Коллегия по экономическим спорам предсказуемо занимается банкротствами, по этой тематике приведено семь дел (п.п. 16-22 обзора). Ничего революционного, но пара интересных моментов есть. Обращаться в суд с заявлением о банкротстве должника можно и в том случае, если он находится в процессе добровольной ликвидации; не включаются в реестр требований кредиторов требования, основанные на притворной сделке (как всегда, участник перемудрил с займами обществу); требование к должнику не будет текущим, если обязательство возникло до принятия к производству заявления о признании должника несостоятельным, даже если счёт-фактура оформлен после этой даты, и т.п.

Интерес, пожалуй, представляют п. 20 и п. 22 обзора. Согласно п. 20 (Определение № 301-ЭС17-4784), бремя доказывания действительности сделок в деле о банкротстве можно возложить на их стороны, если конкурсный кредитор обосновал существенные сомнения в реальности этих сделок, а добраться до доказательств их мнимости ему сложно, т.к. все они находятся у сторон. Соответствующий фрагмент из обзора хочется процитировать:

«Следует учесть, что конкурирующий кредитор не является стороной сделки, в силу чего объективно ограничен в возможности доказывания необоснованности требования другого кредитора. Поэтому предъявление к конкурирующему кредитору высокого стандарта доказывания привело бы к неравенству таких кредиторов. В данном случае достаточно подтвердить существенность сомнений в наличии долга. Напротив, стороны сделки не лишены возможности представить в суд как прямые, так и косвенные доказательства, опровергающие сомнения в реальности ее исполнения».

Пункт 22 обзора (Определение № 306-ЭС17-3016(2)) посвящён ситуации, когда суд признал находящимся в залоге у банка объект незавершенного строительства, возводимый на заложенном участке, причём этот объект ещё не был оформлен как недвижимость. Верховный Суд в данном случае совершенно последователен (вспомните Определение № 304-ЭС16-20773 из предыдущего, 4-го, обзора практики за 2017 год, п. 21). Если объект, отвечающий признакам недвижимости, не оформлен как недвижимость и на него не зарегистрированы права, это не значит, что он не является недвижимостью. В конкретном деле это дополнительно означает возникновение у банка права залога в отношении такого объекта в силу п. 1 ст. 65 Закона об ипотеке.

Остальные категории дел Коллегии по экономическим спорам (из интересующих меня, разумеется) представлены на этот раз скромно, парой откровенно банальных дел (п. 23 и 27), призванных скорее обозначить пункты оглавления, нежели донести до читателя что-то действительно важное (впрочем, могу ошибаться) и несколькими земельно-градостроительными делами (п.п. 24-26), также ничем не запомнившимися.

Последний яркий момент спрятался в разъяснениях по вопросам, возникающим в судебной практике. И хотя конкретное разъяснение посвящено делу о банкротстве, возможная сфера применения его куда шире. Великолепен уже сам вопрос, на который даётся разъяснение:

«Вправе ли приобретатель установленного в деле о банкротстве требования к лицу, осуществляющему функции органа управления номинально (номинальному директору), о возмещении им убытков в порядке субсидиарной ответственности предъявить названное требование к выявленному впоследствии лицу, фактически контролирующему должника (фактическому директору)?»

Оцените красоту игры! Номинальный директор уже попался, требование к нему (явно бросовое – откуда имущество у зицпредседателя) кто-то приобрёл – и теперь хочет добраться до реального денежного мешка, спрятавшегося за кулисами.

Ответ тоже замечательный. Сначала следует «вроде да»:

«В силу ч. 1 ст. 1080 ГК РФ, п. 8 ст. 61.11 и абзаца второго п. 1 ст. 61.12 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» номинальный и фактический директора несут субсидиарную ответственность, установленную данными нормами, а также указанную в ст. 61.20 названного закона, солидарно.

Следовательно, уступка требования о возмещении убытков в порядке субсидиарной ответственности по долгам должника при банкротстве к номинальному директору означает одновременную уступку требования о возмещении убытков в порядке субсидиарной ответственности по долгам должника при банкротстве к фактическому директору, если договором, на основании которого производится уступка, не предусмотрено иное».

А потом «но…»:

«Вместе с тем положения п. 1 ст. 384 ГК РФ не могут быть применены в ситуации, когда на момент заключения договора, на основании которого производится уступка требования к номинальному директору, цедент не знал о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности другого лица, отвечающего солидарно с номинальным директором, либо о его личности. В этом случае в силу ст. 431 ГК РФ, если иное прямо не указано в договоре, на основании которого производится уступка, следует исходить из того, что цедент и цессионарий предполагали передачу требования только к номинальному, но не к фактическому директору».

Получается, ненароком найти «золотую жилу», приобретя требование к нищему экс-директору и обнаружив потом, что ниточки от него тянутся к реальному «дестинатору» (по терминологии Рудольфа фон Иеринга), не получится. Приобретатель должен сразу знать о перспективах реализации требования и его истинной ценности.

Но тогда возникает новый вопрос: выходит, «фактический директор» в данной ситуации оказывается в безопасности? Впрочем, Верховный Суд и это предусмотрел. От приобретателя – да, в безопасности. Но у цедента, который уступил требование к «номинальному директору», требование к «фактическому» сохраняется и может быть реализовано.

«При этом, если цедент реализует свое требование о возмещении убытков в полном объеме к фактическому директору, в силу положений ст. 325 ГК РФ требование цессионария к номинальному директору также прекратится надлежащим исполнением. В такой ситуации в соответствии с положениями ст. 390 и 460 ГК РФ цессионарий вправе взыскать с цедента убытки в размере того, что цессионарий мог бы получить в рамках исполнительного производства от номинального директора».

Весьма занятная конструкция с двумя самостоятельными требованиями к разным субъектам, но об одном и том же – эдакие сообщающиеся сосуды от юриспруденции. Можно поспорить, стоит оценивать её позитивно или наоборот – но то, что вышло интересно, факт неоспоримый.

На этом – всё, и по данному вопросу, и по обзору № 5 в его цивилистической части, и с обзорами 2017 года, из которых этот, на мой взгляд, лучший.

Ждём новых обзоров от нового 2018 года!